Помни
Шрифт:
— Давний друг и коллега. Клиленд Донован.
— Как, тот самый? Военный фотокорреспондент? — спросил Филип.
— Да, — ответила Ники.
— Талант. У меня есть несколько его книг, а совсем недавно я видел его замечательные снимки из Пекина.
— Должно быть, в „Пари матч", — заметила Ники. — Мы вместе были в Китае, когда там пролилась кровь. Вели, так сказать, летопись событий.
— Работенка не из приятных. Какой трагический финал, подумать только, — сказал Филип.
— Кровь оказалась неизбежной, —
— Да. Гостим у друзей Филипа в Тарасконе, неподалеку от Сен-Реми. А вы тоже в отпуске?
Ники кивнула.
— У Кли ферма между Сен-Реми и Эксом — старинный сельский дом. Я там живу вот уже неделю, а Кли приехал на выходные. Мы оба изрядно подустали после Китая.
— Могу себе представить, — откликнулась Анна. — Мне бы хотелось, чтобы ты со своим другом приехала к нам в Тараскон как-нибудь пообедать или поужинать. Приедете?
— Как это мило, Анна, спасибо за приглашение, но боюсь, ничего не выйдет, в понедельник мне надо быть уже в Нью-Йорке. Я уезжаю в Париж завтра утром.
— Какая жалость, было бы чудно повидаться... — Анна положила свою руку на руку Ники. — Я скучала по тебе.
— О, Анна, я знаю, я тоже скучала, и я очень виновата перед вами. Я такая... такая невнимательная.
Анна улыбнулась, но промолчала.
— Так, может быть, нам чуть позже вместе выпить кофе? — предложил Филип.
— Мы уже почти закончили ужин, а вы только приступаете. — Печально улыбнулась Ники. — Завтра мне вставать ни свет ни заря и ехать в Марсель. Я вылетаю в Париж ранним рейсом.
— C'est dommage[3]. — сказал Филип разочарованно.
Ники любезно попрощалась и вернулась за свой столик.
— Прости, что задержалась дольше, чем думала.
— Кто они?
— Друзья-англичане.
— Эта дама тебе родственница?
— Нет. А почему ты спрашиваешь? — Ники озадаченно нахмурилась.
— Вы похожи. Светлые волосы, голубые глаза, да и черты лица имеют нечто общее.
— Неужели? — быстро переспросила Ники, с ходу отметая подобное предположение.
— Они здесь отдыхают?
Ники кивнула.
— Гостят у друзей в Тарасконе.
— Многие англичане нынче обзавелись здесь домами, точно так же, как и состоятельные парижане. Прованс становится популярен. Надеюсь, что его не заполонят толстосумы и прочая „шикарная" публика.
— Я понимаю тебя, — сказала Ники. — Они и в самом деле могут все испортить.
Кли ждал, что Ники расскажет о своих друзьях, но она не промолвила больше ни слова, лишь время от времени потягивала вино. Наконец Кли нарушил молчание:
— Попросить, чтобы принесли десерт? Я забыл его заказать, когда мы сидели на террасе, блинчики — их коронный номер.
— Нет, спасибо. Ничего не надо, Кли. Только кофе.
— Ну тогда и мне кофе. — Кли сделал заказ и некоторое
Убежденный, что английская чета отчасти тому причиной, он сказал:
— Эта женщина была так внимательна к тебе, Ники. Ты ей явно не безразлична.
— Верно.
— Кто они такие? Я имею в виду, как их зовут?
— Филип и Анна.
— Чем занимается он?
— Большой человек на Уайтхолле, в министерстве иностранных дел. Не знаю точно.
— А как ты с ними познакомилась? — продолжал допытываться Кли.
— Через родителей. Мы встретились у моих родителей. Отец и Филип знакомы несколько лет. Но почему они так тебя занимают?
Кли пожал плечами.
— Сам толком не знаю, за исключением того, что вы с Анной похожи и что ты, по-видимому, питаешь к ней самые глубокие чувства.
— Да, в некотором смысле так оно и есть.
Подали кофе. Подошел официант, подававший вино, и спросил, не пожелают ли они заказать коньяк или что-нибудь из послеобеденных напитков.
— Нет, спасибо, — ответил Кли.
Когда они остались одни, Ники шепнула ему.
— Я тебе еще не говорила, что собираюсь осенью сделать новый фильм? Хочу назвать его „Десятилетие разрушения", хотя, если честно, Арчу такое название не совсем по вкусу. Но я буду сражаться до последнего.
— О чем фильм? — с интересом спросил Кли. — Представь, что я ничего не знаю. Он о последних войнах, восстаниях, революциях?
— Более-менее. Так я собираюсь начать фильм, но доведу его вплоть до девяностых годов и попытаюсь предсказать грядущие события. Время, о котором пойдет речь — с девяностого по двухтысячный год. Это и есть десятилетие разрушения.
— Но почему Арчу не нравится название?
— Ему-то оно нравится, но он думает, что компания станет возражать, сочтет его слишком мрачным.
— Не лишено основания. И все же ты не последняя фигура на телевидении, твое мнение имеет определенный вес.
— То-то и оно, что „определенный". Вот такусенький. — Ники почти соединила большой и указательный пальцы. — Ты не знаешь, что такое телекомпании.
— Я-то думал, что ты собираешься делать фильм о детях-солдатах, тех мальчишках, что мы видели в Камбодже, Иране да и по всему свету, — сказал Кли. — О детишках, которые палят из автоматов ради своих правительств.
— Будет фильм и об этом, только следующей весной.
Они еще некоторое время обсуждали работы Ники, после чего Кли решил, что, возможно, перемена в ее настроении ему просто почудилась. Она снова стала самой собой.
Чуть позже, когда они уходили, Ники вынуждена была остановиться у столика англичан и познакомить их с Кли.