Помнишь?..
Шрифт:
Иногда дедушка спрашивал ее о Джереми, почему он не приезжает проведать ее, но она отвечала только, что он очень занят на ферме, и больше ничего не объясняла. Ей не хотелось думать о том, что могло бы означать его отсутствие. Ей не хотелось думать о том, что Джереми может и вправду быть к ней безразличен.
«Когда это я говорил тебе, что люблю тебя? « Никогда. Он никогда этого не говорил.
Время теперь для Джереми тянулось бесконечно долго. Ночами было еще хуже.
Ты –
Ночью, когда дом погружался во тьму, он бродил по комнатам, трогал кружевные занавески на окне, которые сделала Сара, стоял посредине кухни, где часто стояла Сара. Даже после того, как она уехала, в воздухе оставался запах лаванды, ее запах, напоминавший ему обо всем, что он любил в ней. Он вспоминал, какие разные чувства она пробуждала в нем: то радость и надежду, то силу и нежность, то даже злость и разочарование. Но больше всего он думал о том, как она заставила его опять начать верить в себя.
Но он оттолкнул ее. Прогнал, грубо отказав в единственной вещи, которую она хотела от него в своей любви. Он вспоминал выражение ее лица, вспоминал звук ее голоса.
Ты прав, Джереми. Ты этого никогда не говорил.
Сможет ли она когда-нибудь простить его? Сможет ли он когда-нибудь загладить свою вину перед ней?
«Ты – дурак, Джереми. Из тебя никогда ничего не выйдет... Ты не можешь обеспечить жену. Возможно, вы оба умрете... «
Всю жизнь его преследовали слова отца. Всю жизнь он ждал катастрофы, которая должна была неотвратимо произойти с ним. И она всегда происходила.
Теперь Джереми не желал признавать, что быть неудачником – его судьба. Он хотел быть человеком, каким представляла его себе Сара. Ему недостаточно того, что Саре пришлось стать его женой, так как она забеременела его ребенком, ребенком, созданным в момент безрассудной страсти. Ему было недостаточно, что для нее единственным выходом было стать его женой. И ему недостаточно того, что она сидит на этой ферме и впереди у нее ничего, кроме нужды и борьбы за существование.
Но как он может изменить положение? Его зарплата помощника шерифа очень маленькая, а ферма, даже при самых хороших урожаях, в ближайшие годы позволит только перебиться, но не больше.
Тогда-то Джереми и принял решение. Он уедет из Хоумстеда. Уедет и чего-нибудь добьется. Он станет человеком, каким хочет его видеть Сара, человеком, которого она заслуживает. А потом вернется назад.
И вот когда он вернется, то скажет Саре, что любит ее. Когда он вернется...
Сара сбивала яйца в большой сковородке на плите, когда в кухню вошел Том. Увидев его, она улыбнулась. Он потерял добрых десять фунтов и для своего роста выглядел очень худым, но лицо снова порозовело и серые глаза светились.
– Утром
– Это хорошо, – вздохнул Том. Он сел на стул.
– Есть еще новые больные? Сара покачала головой.
– Нет. Похоже, самое худшее позади. – Сняв сковородку с плиты, она поставила ее на стол. – Ты сегодня уже был у Фанни?
– Да. Она выглядит получше.
Она разложила яичницу по тарелкам.
– Думаю, она будет на ногах через день-другой.
– Я тоже так думаю. – Он помолчал, потом проговорил:
– Сара?
Она обернулась.
Том показал на стул напротив себя.
– Ты можешь на минуточку присесть? Мне нужно поговорить с тобой.
Почувствовав, как от страха кольнуло сердце, она вытерла руки о передник. Он так серьезно глядел. Неужели она все видит в слишком розовом свете? Не болен ли дедушка? Он еще не выходил из своей комнаты сегодня.
– Сара, я думаю, тебе пора ехать домой. Она опустилась на стул.
– Я не могу.
Помолчав, он не сразу спросил:
– Почему?
Она не знала, как это объяснить ему. Как она может рассказать ему, что разъединяет Джереми с ней, если сама в этом не разобралась? Неделями она говорила себе, что Джереми любит ее. Все дело в том, что он не может произнести эти слова. Но теперь у нее нет такой уверенности. Если бы он любил ее, разве не понял бы, почему ей нужно позаботиться о тех, кто ей так дорог? Разве не заехал к ней, хотя бы только для того, чтобы справиться, как она?
– Почему не можешь, Сара? Она покачала головой.
– Просто не могу.
– Но ты же любишь его. – Он положил руку на ее сложенные руки.
У нее блеснули слезы в глазах, и она продолжала качать головой, чувствуя отчаяние, которому ей удавалось не поддаться с того дня, когда она сказала Джереми «Прощай».
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет, – прошептала она охрипшим голосом. – Нет, ты ничем не можешь помочь.
ГЛАВА XXXVIII
Держа в руке корзинку для провизии, Сара открыла парадную дверь, и в этот момент Джереми поднялся на крыльцо. Оба остановились как вкопанные и молча смотрели друг на друга.
Сара вглядывалась в него, замечая все: глубоко залегшие вокруг глаз морщинки, золотистый загар от работы на мартовском солнце, складки на неглаженой рубашке.
У ног дорожный саквояж.
Она посмотрела ему в глаза. Каждый удар сердца отзывался у нее острой болью. Он уезжает. Уходит.
«Когда это я говорил тебе, что люблю тебя? «
Никогда. Он никогда этого не говорил. А теперь уже и не скажет никогда.
– Уезжаешь? – без всякого выражения в голосе спросила она.
Он посмотрел на саквояж, потом снова на нее.