Помню тебя
Шрифт:
А потом, когда ей исполнилось двенадцать, их мир перевернулся.
Папа внезапно уехал. И забрал Марни с собой.
«Мы должны уехать, приятель», — сказал тогда папа. Его взгляд помутнел, как будто он не спал всю ночь. У входной двери стояли чемоданы. «Почему? Почему мне нельзя поехать тоже? Почему мы не едем все вместе?» Они разбудили его рано, он не выспался и ничего не понимал. Но папа продолжал настаивать, что так будет лучше, что ему надо показать Марни специальному доктору. И это надо сделать сейчас.
Таннер,
«Таннер, не надо. Она уехала, солнышко. — Мама подошла со спины и крепко обняла его. — Они оба уехали».
Последующие мамины объяснения мало что сказали десятилетнему мальчику, но кто он такой чтобы спорить? Той ночью он уснул опустошенный, растерянный и сломленный, повторяя имя Марни. И проснулся от того, что кричит его.
— Я не хочу терять тебя снова, сестренка, — прохрипел он, чувствуя, как к глазам подступили горячие слезы. — Мне хватило и одного раза.
«Ты никогда меня не потеряешь».
Это был один из первых их серьезных разговоров после того, как Марни приехала в Соному с двумя детьми, в тот год, когда он стал работать в «Майлиос».
Мама была несколько насторожена, но, конечно, счастлива видеть внуков. Таннер наблюдал за их взаимодействием со сдержанным любопытством. Он не знал, как реагировать. Что говорить сестре, с которой не контактировал в последние тринадцать лет своей жизни.
Однажды вечером она зажала его в углу, вытащила на мамин задний двор, открыла бутылку вина, и они наконец поговорили.
«Ты никогда не терял меня, Таннер, — повторила Марни, вероятно потому, что он не смотрел на нее, так что она не понимала, слушает ли он. — Так было лучше. Мне была нужна помощь. Папа это знал». — «Какая помощь?» — «Теперь уже неважно, — сказала Марни. — Важно, как мы будем жить дальше».
Он помнил ее неуправляемые истерики. Помнил, как ее исключили из школы. Помнил, как мама с папой ругались из-за ее растущей невменяемости. А потом они уехали.
Папа продолжал звонить, продолжал звать Таннера погостить в Сиэтле, когда они с мамой переехали в Калифорнию. Он так и не поехал. Никогда не понимал, почему все произошло так, как произошло.
И каким-то образом за все эти годы Таннер переложил вину за их разорванные отношения исключительно на отцовские плечи.
Неужели прошло пять лет с тех пор, как сестра ворвалась обратно в его жизнь? Когда она появилась в Сономе, он увидел степень ее проблем из-за биполярного расстройства. Увидел, что мама до сих пор не может иметь дела с Марни, чуть ли не боится ее.
Когда она приняла предложенную ими помощь, не пропускала визиты к врачу и принимала лекарства, Марни вела себя хорошо. Она была замечательной матерью своим детям, стала преподавать игру
Но потом что-то пошло не так, толкнуло ее на путь саморазрушения, и в последний год перед аварией они жили с неуправляемой и часто отсутствующей Марни. Он до сих пор благодарил Бога, что она не прихватила детей. Как-то им с мамой удалось обеспечить его племянникам необходимую им стабильность. Но теперь их мир снова перевернется.
Вернулся Дэвид и сжал его плечо. Таннер вытер глаза. Он не шевелился, пока Дэвид молился, просто смотрел на женщину на кровати, еще красивую, еще дышащую, но уже ушедшую.
Опять не спросив его.
Позже они с Дэвидом сидели в одной из любимых бургерных Таннера и постепенно переключились на нормальные разговоры. Он рассказал другу про неожиданный приезд Натали Митчелл и открытия последних нескольких недель.
— Ого, я не видел Натали с того лета. Должно быть, ты удивился, увидев ее.
Дэвид макнул картошку фри в кетчуп и посмотрел на Таннера с тем кротким выражением лица, которое прекрасно научился делать при необходимости.
Таннер глотнул колы и уставился на постер с Элвисом:
— Можно и так сказать.
— Я бы хотел заглянуть поздороваться. Как думаешь, она не будет против?
Таннер запихал остатки чизбургера в рот:
— Я понятия не имею. Ее сложновато понять.
Дэвид бросил ему стопку бумажных салфеток:
— Уверен, твоя мама учила тебя не разговаривать с набитым ртом. Что значит «сложновато понять»?
— Не знаю, просто она... тихоня, наверное.
— А ты включил свое обычное очарование?
— Я не включаю очарование, — нахмурился Таннер.
Дэвид только улыбнулся:
— Судя по твоим словам, похоже, мисс Натали нужен друг.
— Флаг тебе в руки.
Таннер стащил с тарелки Дэвида горсть картошки.
— Ты живешь ближе. — Дэвид подвинул тарелку к себе. — Эй, я еще не закончил.
— Мы с Натали не можем быть друзьями. Ее отец хочет оставить меня без работы, — напомнил Таннер Дэвиду... и себе. — Огромный конфликт интересов.
— Она, наверное, хорошенькая.
— Что? — Таннер думал, что после утренней стрижки она больше никогда не станет с ним разговаривать. Но ей понравилось. И выглядело неплохо. Он сам удивился. И еще больше удивился тому, что ее улыбка вызвала в нем желание смотреть на нее весь день. — Нормальная.
— И умная.
— Гарвардская школа бизнеса.
Таннер начал медленно понимать, что она не высокомерная снобка, которой он ее считал.
— И ладит с детьми, верно?
— Она мало их видит. Почем знать, может, она ненавидит детей. — Он вспомнил, как Натали сидела в патио с Джени. Как сегодня утром она отвела ее в сторонку, когда они с Джейсом повздорили... — Дэвид, мы закончили?