Помоги родной земле!
Шрифт:
Хотите уральской «грибницы» или грибного соуса, грибов в сметане, соленых, маринованных — и нынче, и на будущий год, и через десять лет? Берегите лесные кладовые.
Странное все-таки существо — современный человек. Сам стремится заковать себя в железо и бетон, возводит стены домов все выше и выше, добровольно отказываясь от дневного света, порой сутками корпит над чертежами, и… при первой же возможности старается сбежать в лес, на природу! Правда, мы уж говорили, это не блажь и не причуда, не избыток свободного времени (хоть он тоже имеет значение), а нечто более серьезное, заложенное в крови, зов предков, если будет позволено так сказать. В самом деле. Бесконечная вереница наших прапрапрародичей
Но удивительное дело, что делается с человеком, когда он вырывается из каменных теснин урбанизации на природу?! Словно бес вселяется в горожанина, когда он попадает за город (раньше сказали бы «белены объелся»). Куда девается воспитанность, привычка к добропорядочному поведению.
Странная вещь: почему иной гражданин, вполне благопристойно держащий себя в городе, попав в лес, ломает, рубит все вокруг, нагибает и уродует молодые березки, как будто задался целью доставить как можно больше вреда природе, оставить память по себе что ни на есть отвратительнее? Что — опять «атавизм»? Или — лес это не город, тут все можно?! Неверно!
Тросточка. Подай ему тросточку. Ломает дерево. Кто может помешать?
А, между прочим, подсчитано: еще через пяток лет число людей с рюкзаками вырастет до 30 миллионов человек, если каждый сломит по тросточке, оголится площадь, равная примерно территории города с миллионным населением.
Орет транзистор (вот еще бич нашего времени). Ну, как же, «музыка»! Без музыки он, наш современник, жить не может.
А послушать тишину? Шорохи леса, пение птиц? Не музыка?
Он, мой дорогой горожанин второй половины двадцатого столетия, отличается от своих предшественников — жителей девятнадцатого, восемнадцатого веков — еще и тем, что подвижен, не сидит на месте, способен передвигаться с быстротой ветра.
Он готов унести в рюкзаке все цветы, все ягоды, все редкие и нередкие камни, все сокровища земли — весь мир.
И он любознателен, хочет все знать, все видеть, желает собирать коллекции, всякие мыслимые и немыслимые памятки — «сувениры».
Вот такая же или весьма схожая, вредная страсть вынуждает городские власти Афин каждодневно, раненько поутру, пока не проснулись туристы, привозить битый камень в Акрополь и разбрасывать его около храма, чтобы дать возможность иностранным гостям привезти домой «подлинные обломки Парфенона». Особенную беспардонность в сборе подобных «памяток», беспардонность, доходящую до открытого хищничества, проявляют американские богатые путешественники, и, очевидно, потому жители греческой столицы прозвали эти отходы пригородных мраморных каменоломен «сувенирами для американцев». Хитрость вполне обоснованная: если б не делать так, весь Акрополь давно растащили бы по кусочкам! Растащат, а потом и воспоминания не останется, где взято. Называются же статуи и рельефы бессмертного Фидия в Британском музее по имени их похитителя «скульптурами Элджина»!
В одном мультфильме показывается, как пошла бабка в лес по грибы, а принесла полную корзину стеклотары. Получилось неплохо — выручила даже больше, чем от продажи грибов.
«Пройдите по берегу реки в пределах любого населенного пункта нашей области, — писал пермяк А. Волков. — Все горловины оврагов, все промоины, откосы буквально загромождены мусором! Чего только там нет! Жестянки из-под консервов и размокшие картонные коробки; битое стекло и остатки деревянных ящиков; изношенная обувь и бумага — неисчислимое количество бумаги!
Казалось бы, с мусором не так уж трудно справиться: что-то можно сжечь, что-то закопать, что-то сдать в утиль. Ничего этого не делается. Мусор сбрасывается под откос…»
«Неприглядное зрелище, — пишет преподавательница Л. Борисова, — представляют лес и берег на озере Шарташ после воскресного отдыха: всюду валяются консервные банки, клочки бумаги, бутылки. В такой обстановке и отдыхать не захочешь. Неплохо было бы организовать дежурство дружинников, по пляжному радио делать передачи, напоминать,
А вот из Миасса:
«Так и хочется закричать: «Граждане, что же вы делаете! Да разве так можно обращаться с природой! Но едва ли этот крик дойдет до всех отдыхающих на озере Тургояк».
Дальше автор письма с укором напоминает: на берегах Ладожского озера, например, отдыхающие уносят из леса банки, бутылки, мусор, так у них заведено…
Рассказывает один отец:
— «Куда пойдем?» — спросил я сына. Несмотря на малый возраст, он был знатоком этих мест. «На Сухое озеро», — ответил он. Мы пошли по лесной дороге. А дойдя до большой поляны, примыкавшей к озеру, застыли, пораженные увиденным. Некогда живописнейшая поляна представляла собой свалку мусора. Трава сплошь усеяна обрывками газет и бумаги, на каждом шагу — горки битого стекла и консервных банок, на деревьях болтались обрывки транспарантов. И справляло пир ликующее воронье. «Что это, папа?» — испуганно спросил сын. Мог ли я сказать шестилетнему человеку правду, что на поляне неделю назад взрослые дяди и тети из города праздновали традиционный сабантуй? «Наверное, над этим местом прошел мусорный дождь», — сказал я; — «А разве такой бывает?» — удивился мальчишка.
И уж совсем покоробило меня, когда при въезде в один рабочий поселок я прочитал написанное крупными буквами: «Сделаем наш соцгородок образцовым!» — а сразу за домами стихийная свалка… Твой город — твоя забота!
Трудно справиться с мусором. Сколько мусора скапливается за сутки. За одни сутки! Уборочные машины не успевают справляться с горами выкинутых предметов — рваных (а часто и целых) картонных коробок, газетной бумаги, упаковки, вышедшей из моды обуви, еще вполне пригодных учебников, далеко не полностью исписанных тетрадок… В американских городах, например, как свидетельствует пресса, ежегодно накапливается 140 миллионов тонн отходов.
Человечество живет все расточительнее. Производство мусора опережает его ликвидацию и утилизацию, как проказа или лишай, он затягивает землю. Человечество производит массу ненужного, бесполезного и даже вредного.
В свое время мы восхищались полиэтиленовыми мешочками и различного рода синтетической упаковкой. А сейчас ученые бьются над проблемой переработки этой синтетики после ее выхода из употребления. А сколько разной прочей тары… Печатаем массу цветных оберток, пустых рекламных изданий. За год миллионный город нагромождает отбросов квадратный километр слоем в десять метров. По данным советских ученых, за десятилетие, с 1960 по 1970 год, объем веществ, которыми засоряется поверхность Земли, удвоился.
«Банка на автостраде» — выражение, ставшее своеобразным символом американской расточительности.
За рубежом даже возникла «научная проблема»: бутылки — бить или не бить? Дело в том, что машинное производство сделало себестоимость бутылки настолько низкой, что возиться с приемкой и перевозкой пустой стеклотары многим представляется уже ненужным, устарелым, что ли. Ну, а материалы, из которых она делается, разве ничего не стоят? Запасов песка и прочего, из чего делается стекло, конечно, на планете много (пока!), но не забудем, что это относится также к невосстановимым ресурсам. А чем грозит повсеместное засорение битыми стеклянными осколками?
Кой-где (и, в частности, у нас) из отходов, мусора начинают делать нужные вещи, но пока еще мало, несмело.
…На перроне в ожидании электрички группа молодежи — парни, девушки — распила бутылочку (само по себе уже предосудительно). Затем один из компании, с длинными слипшимися волосами, отошел чуть в сторону. «Глядите, выхожу на старт». Прицелился — трах! А если, все-таки, не бить?
«Правда», 11 апреля 1976 года. Статья «Шестой подвиг Геракла» — о заводе механизированной переработки бытовых отходов в г. Ленинграде. 60—70% перерабатываемой массы превращается в компост, который нарасхват берут прямо с конвейера совхозы, колхозы, тепличные хозяйства. Пионер в освоении новой продукции совхоз «Федоровский» при закладке двадцатисантиметрового слоя компоста под грунт теплиц получает 40 кг огурцов с одного квадратного метра.