Помоги родной земле!
Шрифт:
Пушкинская — одна из самых зеленых и уютных улиц Свердловска. Озеленили ее еще в тридцатых годах, садили не в тесные железные кольца, а на широком земляном просторе; корни дышат, и клены вымахали, заматерели, верхушки достигают пятого этажа.
Вспоминается бурная реакция жителей улицы Пушкинской, когда однажды поутру туда явился отряд работников горзеленстроя. Как-то на нее уже посягали. Приказано было клены подравнять. Что тут началось! Формовщиков стаскивали с лестницы, выводили за ограду сквера. Тогда управление благоустройством приняло решение провести «операцию» по всем правилам тактики и стратегии ночью, когда жители будут спать. А назавтра глазам изумленных горожан представился обезображенный до неузнаваемости сквер. В последующие годы деревья оправились, хоть нижние ветви уж не отрасли. Так теперь
Осторожно: живое дерево! — так и хочется сказать порой, проходя по улицам наших городов. Избаловались, что ли, мы, что наши города в зеленом убранстве, и перестали беречь. Садим — ломаем. Посадили — выкорчевали, теперь мостим. Мало ли примеров. Пора вспомнить об уважении к дереву.
Спросить бы с архитекторов: доколе горизонты вам будут застить бетон и асфальт? Как новый проект, так обязательно снос зелени, да какой — многолетней.
«Похожие дома — это скучно». Такой разговор начался ныне вокруг современной «функциональной» архитектуры. А похожая, уныло-однообразная, бедная по подбору видов зелень? Почему не планировать и природное разнообразие на улицах: там оставить бугор, тут озерцо или ручей (заделываем, замуровываем, убираем все!) — и в зеленом обрамлении: здесь — сосна, а там — лиственница или клен. Плохо ли? За дружбу проектанта и дерева! (Только для этого надо больше учиться, чтоб разбираться в породах деревьев и кустарников.)
Чем объяснить вырубку и раскорчевку деревьев и кустарников не на территориях нового строительства, а на улицах и площадях? Архитекторы начали задаваться такими вопросами. Говорят, надо облагородить насаждения. Но нередко после такого «облагораживания» на месте зелени возникает пылящий пустырь…
Ну, а уж строители примутся орудовать — держись.
Почему-то у строителей укоренилась привычная практика не щадить зелень. Все траншейные работы — прокладку кабеля, канализации, водопровода — непременно вести по зелени. Безжалостно сносятся зеленые уголки при сооружении зданий.
А почему бы архитекторам не сочетать городские постройки с природной средой? Разве от этого исчезнет красота?
Не только не исчезнет, но будет во много раз краше. Примеры тому есть. Подлинным украшением литовской столицы г. Вильнюса стал знаменитый район Лаздиняй, органически «встроенный» в прекрасный прибалтийский ландшафт; вызывает восхищение город молодых ученых и строителей Зеленоград, вписавшийся своими улицами и парками в вековечный хвойный лес окраины Москвы. Таковы Ангарск, молодой сибирский город, Заречный — в Свердловской области, где живут труженики Белоярской АЭС, первенца советской атомной энергетики…
Помнится, наши архитекторы и строители, побывавшие в Англии, очень одобрительно отзывались о том, что там планировщики при составлении проектов застройки непременно учитывают детали пейзажа, стараются сохранить каждое дерево, каждый зеленый холм. В результате сооружения так вписываются в окрестный пейзаж, столь искусно увязываются со всеми особенностями местности, что получается единый ансамбль [18] .
Англия — страна традиций. Есть традиции смешные, устаревшие. Но есть такие, которые заслуживают поддержки. Например, уход за газонами. Всех иностранцев, приезжающих в Англию, поражают и восхищают лужайки, разбросанные в садах, парках, на перекрестках улиц. Трава на них ровная-ровная и густая-густая, шелковистая — прелесть! Народный артист СССР Сергей Образцов в своем литературном отчете о поездке в британскую столицу рассказал, как это делается.
18
Почему бы не позаимствовать кое-что и у древних. Вот, например, какими словами описывает древний театр Саламина на Кипре, построенный во втором веке до нашей эры, один из советских путешественников: «…Осматриваем огромный древний театр Саламина. На скамьях его каменного амфитеатра когда-то сидело восемнадцать-двадцать тысяч человек. Каждое слово актера, шепотом сказанное на сцене, прекрасно слышно в самом последнем ряду, на вершине горы. Театр построен так, что неразрывно связан с окружающим его пейзажем. Он как бы неотъемлемая часть природы, так же, как был когда-то неотъемлемой частью духовной жизни этого города…»
Уже
«Очень просто, — объяснил ему один англичанин, — лужайки подстригают и укатывают специальными катками, подстригают и опять укатывают… и так — лет триста».
Мораль: даже трава требует заботы и внимания.
А откуда берутся вот эти безобразные обрубки — без крон, без ветвей, как столбы наставлены, целые шеренги, частокол?
«Часто мы наблюдаем, — пишет заместитель председателя Березовского совета общества охраны природы Г. Осипов, — как на улицах нашего города безжалостно стригут деревья. Нужно ли это? С эстетической точки зрения вроде бы даже необходимо, а самим деревьям подобное варварское облагораживание большой пользы не приносит. Ученые-лесоводы установили, что обрезка и верхних, и нижних ветвей приводит к замедлению роста деревьев.
До недавнего времени считалось, что нижние ветви не приносят дереву пользы только потому, что они больше веществ затрачивают на свое дыхание, чем производят сами. Но исследования доказали, что и эти ветви не бесполезны: они собирают на своих листьях большое количество вредных веществ.
Верхние ветви — санитары, живые фильтры для дыма, газа, взвешенных частиц. Они также выделяют большое количество ароматических веществ и газов. А если эти ветви обрезать, то деревья становятся красивыми, но менее полезными».
Беспокойный человек Осипов. Все-то ему разобъясни.
«Красота… во вред?» — спрашивает он. Выходит. Ежели делать бестолково.
Осипов говорит «стригут». Не стригут, а попросту пилят пилой всю верхушку, кромсают, оставляя лишенный всякой зелени жалкий обрубок, трех-четырехметровый пень.
Сколько говорилось о вреде такой, прости господи, подрезки. Ничего не помогает. Режут, пилят. Тополь после этого, как правило, заболевает и вскоре умирает.
Пройдите по улицам городов — сердце замрет при виде искалеченных деревьев. Как не жаль?!? Страсть эта перекинулась и на сельскую местность, и там стали пилить и корнать.
Удаляется по сути вся зелень, остается только древесная кочерыжка. Только она отрастет, начнет восстанавливать утраченное — опять являются люди, вооруженные громадными садовыми ножницами, и принимаются кромсать.
Надоел весенний тополиный пух? Сажайте мужские особи. В Омске мне показывали питомник, где их выращивают. Разве нельзя сделать так всем? Можно практиковать и подрезку — кронировать, но не карнать, не уродовать.
Понравился приказ, изданный в одном уральском городке по поводу подрезки:
«При этом исходят исключительно из эстетических соображений, упуская из вида тот непреложный факт, что в условиях нашего промышленного района прежде всего следует заботиться о здоровье трудящихся…»
Святая правда.
А не обидно ли, когда получается так, как описывает товарищ В. Селихов:
«Мы с отцом посадили семь верб вдоль канавы, которая тянется у нас в конце огорода. Вот мы и подумали, что эти деревья укрепят края канавы и послужат зеленой стеной, защищающей от шума и пыли (правильно подумали. — Б. Р.). Прошло восемнадцать лет. Деревья выросли — вербы быстро растут. Мы за ними ухаживали, подрезали ветви. Но пришла однажды соседка и говорит, чтобы я убрал деревья. Они разрослись, мешают ее огороду. И вот я спилил эти деревья».
Увы, людям часто мешают деревья…
А то еще бывает и так. Юго-Западный район Свердловска вплотную подошел к сосновому бору. Почему меж стволов тянется дым? Костер так и пылает, лижет стволы. Около него несколько человек. Зачем костер? А с ним, слышь, веселее.
Не после такого ли разгульного хозяйничанья или строительного ухарства Михаил Люгарин написал свои нежно-печальные и тоскующие стихи («Моя березка»):
Над Магниткой птицы пролетают, Опадают клены на траву. Мне моей березки не хватает В городе, В котором я живу.