Помощники Ночи
Шрифт:
– Палудан, вот вы где. Ужасные известия! Ужасные известия! Акато, Гилдео, Фалуда, Пигнус, остальные… они все мертвы! Погибли! На Мадурской площади! Их убили! Как и охранников Родриго Колони! – сообщил он, задыхаясь.
Посланник был настолько взволнован, что продолжал говорить до тех пор, пока, решив перевести дух, не заметил Шэгота и головы.
– Черт!
– Вот именно, – подтвердил Шэгот. Он чувствовал себя богом. Эти южане такие предсказуемые. – Присоединяйся к остальным.
Вновь прибывший осмотрел головы.
– О, Святой Келам и Отцы Церкви! Стратер
Шэгот предположил, что этот человек, наверно, и был тем самым жутко умным Гервасом Салудой, с которым Палудан подружился в пору своей юности, когда сбежал ночью из дома и присоединился к толпе сирот и разбойников. Впрочем, в эту легенду никто не верил. И все же Гервас недаром заслужил свою репутацию.
– Держите руки у меня на виду. Если, конечно, не хотите, чтобы ваша голова присоединилась к уже существующей коллекции, – приказал Шэгот.
– Он бездушный, не злите его, – взвыл отец Обилад. – Он неуязвим. Этот древний меч… Его выковали, когда миром управляла Тирания Ночи.
– Спасибо, – поблагодарил его Шэгот. – Старый пень говорит правду. Впрочем, правда и то, что я сейчас поведаю вам. Люди, которых вы послали нас убить, опростоволосились. Вместо нас они прикончили охранников Колони. А эти восемь появились в разгар потасовки. Они прихлопнули всех, кроме Родриго. Забрали его с собой. Мы с братом преследовали их. Мы ведь заключили контракт с Бруглиони. Эти типы отказались сотрудничать. Поэтому нам пришлось обезглавить их. Мы решили, что, отомстив за смерть ваших ребят, сможем заработать премию. – Шэгот пнул голову Палудану Бруглиони. Она, перекатываясь через нос, изменила траекторию и направилась к Гервасу Салуда.
– Что вы натворили? – вопрос Палудана был слабый и чуть ли не риторический.
– Какие демоны управляют вашей душой? – горестно спросил отец Обилад. – Ужас каких древних времен вы принесли в нынешний век, в сердце епископской веры?
– Вы должны мне двести золотых дукатов. Плюс награду за отмщение ваших людей, – напомнил Шэгот.
– Обилад, сходите за деньгами. Не вздумайте предпринимать никаких глупых действий по дороге. Вы меня поняли? – Палудан Бруглиони подчинился воле Ночи.
– Да, сэр, – поклонился священник.
– Прекрасно. Поторопитесь. Если станете медлить, я заподозрю неладное, и тогда погибнут люди. – Шэгот тоже все прекрасно понял.
Когда отец Обилад удалился, андорэец пнул еще одну голову.
– Эти люди из братства знали о том, что должно случиться на Мадурской площади. Откуда?
– Что вы наделали? – вновь запричитал Палудан.
«Пошатнул устои Броса», – подумал Шэгот.
Ни разу в своей жизни не имел он такого большого влияния. Даже в эпоху расцвета старлангийских набегов на побережья острова Восьмерых, где от действий Шэгота пострадало так много людей, при этом не имея ни малейшего представления о том, кто он такой.
– Я просто зарабатываю себе на жизнь. Не думаю, что из-за этого меня можно принести в жертву честолюбия какого-нибудь местного олуха, – ответил андорэец.
Вернулся отец Обилад. Он принес больше трехсот золотых
– Хорошо-хорошо. Надеюсь, господа, вы не станете обижаться на меня. Это была честная игра. – Андорэец поманил пальцем старого священника.
– Ближе, отец, ближе. Эти ребята знают, что на самом деле произошло, падре. Вам стоит подобрать свою юбку и бежать отсюда, – прошептал Шэгот, когда старик приблизился.
– Спасибо всем. В следующий раз постарайтесь не быть такими пронырами, – сказал Грим уже громко.
Шэгот выбрался из поместья Бруглиони, прежде чем сон начал его одолевать. Благодаря благосклонности Ночи ему удалось добраться до жилища до того, как он захрапел.
Сон, овладевший андорэйцем, не проходил, пока Свэйвар не забил тревогу. Не умер ли его брат?
Глава 20
Хорэн в краю Конека
Зима в Конеке ознаменовалась хлопотами для тех, кто пытался вплотную заняться тем, что арнхандеры называли резней у Черной горы. Захватчики утверждали, что их вины в случившемся не было.
В Конек приходили пилигримы с благими намерениями помочь измотанным епископским единоверцам защититься от нападок еретиков, кои жарили младенцев и приносили в жертву девственниц. Покуда мэйзелане еще не успели добраться до других земель.
– И этим вы объясняете свое поведение? – бросил граф Рэймон неприятному, горбатому посланнику из Салпено, отцу Остину Ринпоше. – Не могли придумать чего получше? Могли бы обвинить нас в оргиях с участием отъявленных развратников. Идиот. Лишь благодаря нашему вероотступничеству и ереси во всех уголках Хорэна действуют епископские церкви. Вот почему в краю Конека куда больше соборов, чем во всем арнхандерском помойном ведре. Эти храмы построили мы, чтобы нам было где укрыться со своими развратниками.
Герцог Тормонд попробовал усмирить юного дворянина. Но граф Рэймон слушком разгорячился. Теперь, после победы над бароном Алгром, к голосу Рэймона наконец-то прислушаются на советах Конека.
– Что же вы молчите, священник? Я с вами говорю. Назовите хотя бы одного епископа из края Конека, который пострадал от рук Искателей Света?
– Епископ Сериф Антекскии, – ликующе ответил Ринпоше.
Тишина.
Снова тишина.
– Да смилостивится святой Аарон над ослом. Глупец и правда так считает, – сказал кто-то.
– Священник не глупец. А гораздо хуже. Он полный идиот, – фыркнул граф Рэймон.
Даже Великий Неустойчивый, герцог Тормонд, уставился на отца Ринпоше, словно считал, что духовник упивается своим слабоумием.
– Отец, вы это серьезно? Сериф был вором. Он злоупотреблял своими полномочиями. Пренебрегал правами других. Клятвопреступник, извращенец и мужеложец. Его преступлениям нет конца. Если бы не протекция Великого, его давно бы вздернули на виселице. До этой минуты я с пониманием относился к вашей миссионерской деятельности. Однако все мы знаем тех крысенышей, которые заслуживают гораздо худшей участи, чем епископ Сериф.