Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет (сборник)
Шрифт:
— А почему не так — вы первую неделю, а потом я?
— Это же все равно.
— Не совсем… Ну, допустим… А если вы в вашу неделю уйдете, кто снимать будет?
— Вы… а когда вас не будет — я.
— Но вы же чаще уходите… Ну ладно, я подумаю.
Стряпков осторожно высыпал на стол десятка полтора петухов-свистулек неописуемой зелено-сине-розовой расцветки. Вынул из кармана клетчатый носовой платок, обтер свистульки.
— Каких красавцев освоили! Это вам не стаканы штамповать. Искусство,
Приложил петушка к губам. Свистнул.
— Соловей! Пташечка!
Каблуков иронически усмехнулся:
— Надеетесь план высвистать?
Стряпков попробовал другого петушка, но свиста не получилось. Он потряс игрушку, постучал ею осторожно по столу, снова дунул — свиста опять не было.
— Что за черт!
Попробовал еще одного — петушок молчал.
Каблуков, с интересом наблюдая за манипуляциями противника, притворно вздохнул:
— Пташечка! Соловей-разбойник! Брачок! Ничего, это бывает. Сильных духом неудачи только закаляют.
— Молчали бы, — раздраженно произнес Стряпков, пробуя седьмого петуха. Раздалось шипенье. Кузьма Егорович поковырял петушка спичкой, раздался сиплый свист. — Сойдет!
Найдя голосистого петушка, Стряпков сделал на нем отметку химическим карандашом.
Каблуков снова съехидничал:
— Тавро ставите. Показывать понесете?
Вошла курьер тетя Паша:
— Опять ссоритесь! Товарищ Стряпков, тебя Анна Тимофеевна требуют…
В кабинете у Анны Тимофеевны сидел Вася Каблуков. На столе стоял потомок двухлитрового «Друга» — литровый «Дружок», пузатая черная кошка с богатыми золотыми усами и глиняный подсвечник в виде толстой, короткой змеи, обвивавшей тоненький березовый ствол.
— Нет, вы только посмотрите, Анна Тимофеевна, на этих рептилий! Представьте себе, что вы, например, только что вышли замуж, а ваш супруг приносит в дом вот этого удава. Что вы со своим спутником жизни сделаете?
— Разведусь, Вася. Немедленно,
— Вам смешно.
— Что же мне, плакать? Ну, этих барбосов я, конечно, в производство пускать не дам, но особенно расстраиваться не стоит Подсобный цех…
— Вкусы портят.
— Вы бы, Вася, художника нам хорошего нашли. Нет ли из вашего выпуска?
— Есть… А я к вам именно по этому делу. Возьмите Володю Сомова. Талантлив, как Рафаэль.
— Рафаэль, Вася, нам не подойдет. Мы ему условий не создадим. Нам бы малость попроще…
— Подойдет. Он дипломную по художественной керамике сделал. Я по черепице пошел, а он, собака, в художество.
— Он же в Краюхе не удержится. Все вы так: чуть-чуть поталантливее — скорее в Москву, Ленинград.
— Не убежит. По семейным обстоятельствам. Женится.
— На ком?
— На Варе Яковлевой. Подружка моей Зойки.
— Хорошая девушка. Что это вы все подряд женитесь?
— А мы всем выпуском. Жизнь пошла хорошая. Война, видно, не предвидится… Значит,
— В понедельник.
— Я сейчас к нему пойду. Он на собрании у художников… Перевыборы у них.
Вася осторожно потрогал черную кошку.
— А если мне эту дурную примету художникам продемонстрировать: «Посмотрите, товарищи хорошие». И эту рептилию?.. Может, подействует?
— Попробуйте.
Вошел Стряпков.
— Звали, драгоценная?
— Меня Анной Тимофеевной зовут, Кузьма Егорович.
— Известно, но тем не менее. Что прикажете?
— Кто? — Соловьева кивнула на игрушки. — Стеблин?
— Так точно.
— Сколько раз я вас просила ничего ему не заказывать?
— Он по собственной инициативе. А чем плох песик? Мордашка милая, наивная.
— А подсвечник?
— По-моему, неплохо. Березки — пробуждает чувство патриотизма. Родная природа.
— А что это еще за змея? Медянка, очковая?
— Беспородная. Змея вообще, как олицетворение мудрости.
Анна Тимофеевна решительно заявила:
— Какой породы ваша змея, сейчас выяснять не будем. Как вы, Вася, их назвали?
— Рептилии.
— Вот именно. Так вот, товарищ Стряпков, рептилий в производство пускать не будем. Сейчас, одну минуточку. Значит, договорились, Вася, насчет Володи Сомова.
— Я к нему. До свидания, Анна Тимофеевна.
Стряпков, увидев, что Вася прихватил с собою изделия Леона Стеблина, запротестовал:
— Зачем вы, Анна Тимофеевна, разрешаете образцы выносить? Они же на мне числятся. И вообще, зачем их раньше времени на улицу выпускать?
Но Васи уже не было. Он со смехом захлопнул дверь.
Анна Тимофеевна достала из стола папку, начала перелистывать.
— Ваше предложение, товарищ Стряпков, об открытии новой торговой точки я поддержать не могу. К чему этот параллелизм с торговыми организациями? Сдадим продукцию базе торга. И без хлопот.
— Вы же не понимаете, драгоценная Анна Тимофеевна, база потребует от нас сортовой продукции.
— Ну и правильно.
— А куда мы будем низкие сорта девать? Кадры в артели еще молодые, неопытные. Сошьют, скажем, мальчиковую рубашку, и извиняюсь, воротничок или приполочек перекосят. База такую красоту не примет, вернет. Куда прикажете ее девать?
— Перешить.
— Тогда знаете, во сколько нам эта рубашечка влетит? В трубу вся артель вылетит…
— Не уговаривайте… Я все равно не соглашусь. И, кстати, почему вы этим так интересуетесь? У вас же гончарный сектор?
— Во-первых, Анна Тимофеевна, дело руководителя не гасить инициативу, исходящую от подчиненных, во-вторых, товарищ Бушуев, ваш предшественник, мне многое поручал помимо гончарного производства, наконец, если вы не желаете от меня получать максимум моей энергии, так и скажите: «Не лезь, Кузьма Егорович, не в свои дела. А сиди и жди…» Что мне от этой точки? Выгода? Не пойдет дело — с меня же спрос.