Понедельник после чуда
Шрифт:
ХЭЛЕН сбрасывает его руку и вдруг кричит нечеловеческим голосом. Все в нем, в этом крике: и боль, и любовь, страх. Подходит к кушетке, падает, тут же поднимается.
ХЭЛЕН (повторяя, как заведенная). Учительница… Учительница… Учительница…
Входит АННИ, она уже в пальто.
ДЖОН. Что же мне делать?
АННИ. Хоть тебе — совладать с собой.
Идет
ДЖОН. Ты не можешь оставить этот дом!
АННИ. Но один из нас должен сделать это! Может быть — ты?
ДЖОН. Я клянусь тебе! Клянусь!
АННИ. Или мы с тобой вышвырнем вон Хэлен?
ДЖОН. Ты сумасшедшая! Сумасшедшая! (Поворачивает её резко к себе). Теперь слушай внимательно: если что и впрямь трагично, так это…
АННИ (перебивает). Убери руки!
ДЖОН. Если кто в этом доме близок к трагедии — это я! Я кончаюсь здесь, я!
АННИ. Ты?
ДЖОН (в неистовстве). Я! Я!..
ХЭЛЕН делает еще несколько непонятных шагов, наталкивается на лампу, что стоит на столе, она с грохотом и звоном падает, стол загорается — на нем ведь множество бумаг, ХЭЛЕН пронзительно кричит. ДЖОН бежит к ней, АННИ за ним. Он хватает подушку с кушетки, пытается сбить пламя. АННИ медленно за руку ведет ХЭЛЕН в дальний угол сцены, они обе опускаются на колени, АННИ продолжает держать ее за руки.
Она обожглась?
АННИ. Ты обожглась?
ХЭЛЕН. Нет.
ДЖОН. Еще год назад я орал: провод надо было тянуть не там и не так!
АННИ. Мы все сделаем, как надо… Мы все сделаем…
ДЖОН (также на крике). Когда? Когда сгорит весь дом? Когда подвал заполнится пеплом?
АННИ. Все будет хорошо… (ХЭЛЕН). Покажи, ты нигде не обожглась?
ХЭЛЕН. Мне хорошо… Я… хорошая…
АННИ. Нет, ты вовсе не хорошая! Ты упрямое, ужасное, невоздержанное, неизвестно кем и как воспитанное создание.
ХЭЛЕН. Если вы уйдете, учительница, я задушу его. Во сне.
ДЖОН. Благодарю! Теперь в этом милом доме уже две сумасшедшие!
АННИ. Где мой стакан? Надо как-то успокаиваться.
ДЖОН. Сейчас я приготовлю.
АННИ. Я сама.
ХЭЛЕН. Вы остаетесь? Вы не уходите?
ДЖОН. Она — остается! Она —
ХЭЛЕН. Это никогда больше не повторится. Верьте мне.
ДЖОН. Верь ей… Это больше не повторится, это лишь останется сладким воспоминанием…
ХЭЛЕН. Не сладким — горьким. Видите, и я не безупречна…
АННИ. Скажи ей, что я достаточно сегодня с ней навозилась, пусть идет спать.
ХЭЛЕН. Я не безупречна, а вот Джон оказался истинно неумолимым…
ДЖОН. Она говорит, чтобы ты шла спать. Она прощает тебя.
АННИ. Разве?
ХЭЛЕН. Учительница! (Она протягивает к ней руки, целует руку АННИ). Спокойной ночи! (Идет к себе, неожиданно останавливается). И снова нас трое… Одного не хватает.
АННИ. Еще новости.
ХЭЛЕН. Нас должно быть четверо.
ДЖОН. Что?
ХЭЛЕН. Чтоб у вас было больше времени друг для друга. Я хочу, чтобы приехала моя мать.
ДЖОН. Вот уж кто мне не нужен, так это свекровь…
ХЭЛЕН. Я напишу ей завтра же.
АННИ. Только через мой труп!
ХЭЛЕН. Я ужасно проголодалась от этой битвы… (Идет на кухню).
ДЖОН. Битва… Поцеловал девочку, а она заплакала…
АННИ. У тебя отсутствует элементарный такт, чтобы ощущать себя хотя бы неловко.
ДЖОН. Напротив — я смущен и изрядно, оттого и шучу.
АННИ. Совсем не до шуток. Ничего смешного.
ДЖОН. Но и ничего грустного. А вообще, тебе следует почаще плакать, ты просто обворожительна, слезы тебе так к лицу.
АННИ. Господи, что происходит? Влюбленная идиотка, потерявшая всякую надежду родить, безумная труженица, не разгибающая спину пятнадцать часов в сутки — все это я о себе, — так вот, эта самая идиотка застает тебя целующимся с молоденькой девушкой, и что же я слышу в ответ?! То, что ты умираешь в этом доме! Есть ли бог на небесах?
ДЖОН. Я вовсе не умираю.
АННИ. Конечно! После таких жарких поцелуев… (Наливает себе в бокал, пьет).
ДЖОН (молча наблюдает за ней, после паузы). Ты не должна жить в одиночку. Тебе это противопоказано. (Приближается к ней, она отстраняется).
АННИ. Возьми себе стакан,
ДЖОН. Не хочу. Для этого нужно оставить тебя, даже на мгновение. А я не хочу.