Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
Киник выглянул из-за щита как раз в то мгновение, когда явились из-под хитонов мечи и приставленные к ним исполнители стали оглядывать Хранилище.
Киник затаил дыхание.
Мысль его, как и всегда в опасности, заработала многократно быстрее.
«Легионеры?.. Оба? — Киник пытался рассмотреть того, который остался у входа, пряча лицо в тени. — К тому же — явно первой центурии…»
Обычные для города хитоны нисколько не скрывали, что пришедшие — легионеры. Дело не в величине мышц и почти наголо обритых затылках, но в том особенном
«Если они из дворца, то… Уна? Или Пилат? Где я видел подобное? — стрелой из осадного малого скорпиона летела мысль. — Делать — что?»
Прорваться к выходу на улицу с боем?..
Или бритоголовых обмануть и Хранилище покинуть тайно? Но как обойти того, который остался у входа?
Но даже если это и удастся, эти выродки, не задумываясь, погонятся за ним по улицам в открытую — что им городские стражники из местных? Да их к тому же никогда и не сыскать — когда нужно.
Да, похоже, без крови выпутаться не удастся.
Оставшийся в тени выругался.
Второй подхватил:
— Он должен быть где-то здесь! Должен! Пьяный где-нибудь валяется, гад! При такой-то ленивой должности! Или прячется, трус!
Оставшийся в тени повелевающим движением руки остановил поток брани второго и приказал:
— Я — перекрываю выход. Обшарь каждый угол. Увидишь — бей сразу. Голову — я сам. Вперёд!
Второй повиновался.
«Кто может столь уверенно распоряжаться? — подумал Киник о стоящем у входа. — Есть в их осанках нечто… от храмовых служек… Но ведь явно — легионеры…»
Кинику повезло и на этот раз — обходить Хранилище второй начал с противоположной стороны, размеренно заглядывая даже за скрепляющие стеллажи щиты.
Тем самым Кинику было предоставлено достаточно времени, чтобы удостовериться, что отсидеться не получится. Что ж, Кинику по душе было активное действие. В конце концов, рукопашному бою его обучали в лучших гимнасиях Рима не один год.
Киник стал медленно ощупывать одежду — не ослабла ли где застёжка, не соскользнёт ли хитон от резких движений.
— Ну что? — спросил оставшийся у входа.
— Сейчас, — ответил второй. — Он где-то здесь. Прячется, книжный червь. Трус. Эй! Ты где, придурок?!
«Сам такой», — подумал Киник. И не ответил.
Второй выхватил с полки один из свитков и, раскинув, стал медленно его разрывать. Но не поперёк, а — вдоль. Претерпевший такое надругательство свиток было уже не восстановить.
Будь этот солдафон один, Киник немедленно бы спрыгнул из своего укрытия и, защищая оскорблённое достоинство книги, ринулся бы в бой хоть с голыми руками. За надругательство над книгой, вернее над автором — над самой мыслью, наконец, — разве грех убить?
Между тем бритоголовый дорвал свиток и с силой швырнул его на пол. И ещё и наступил.
«Этот… затылок! — сам бы не догадался…
Та, которая устроила Пилату возвышающие во власти объятия, — его, Киника, тоже попытается «возвысить» как-то особенно. Уничтожит более изощрённо, чем ударом меча. Разве не могла наместница вызнать у Пилата, что он, Киник, вырос на положении заложника, обучен как сын скифского князя и потому в совершенстве владеет приёмами рукопашного боя?
Знает или не знает?
«Ну нет! — скрипнув зубами, подумал Киник, имея в виду уничтожение погромщиков. — Пусть каждый пожрёт себя сам. И свитки эти попомнят…»
Второй бритоголовый тем временем испоганил ещё один свиток. Звук раздираемого пергамента явно ласкал ему слух. Продолжал он прислушиваться и после того, как бросил на пол и этот свиток.
В Хранилище было тихо.
«Но ведь, с другой стороны, — подумал Киник, — они посланы за моей головой!»
Оставшийся у дверей заржал. Меч он вернул на пояс — нелепость на плаще горожанина.
— Струсил… умник. Прилип где-нибудь. Голыми руками задавим, — сказал он. — Так даже занятней. А голову — потом. Ищи! — Но сам в глубь Хранилища не пошёл, а остался у дверей.
Второй бритоголовый заржал тоже — с готовностью, — но продолжил обход, меча не убирая.
«Уверенный, — подумал об оставшемся в тени Киник. — Привык быть уверенным? Кто он?..»
Но вот второй уже у той стены, где между третьим и четвёртым стеллажами приготовился к бою Киник.
— Может, с этой помойки есть тайный ход? — сказал второй, заглянув под очередной щит и никого за ним не увидев.
И остановился.
Он взял ещё одну рукопись, повертел, пытаясь угадать, с какой стороны начало, и уже просто так, не рассчитывая вызвать появление хранителя, из одного только удовольствия стал отрывать от свитка узкие полоски.
— Ищи! — повторил приказание оставшийся у дверей. — Всё остальное — потом. Потом у тебя будет возможность изорвать здесь хоть всё. И даже поджечь. Вперёд!
«Вот… мразь!» — и Киник глубоко вздохнул — перед прыжком.
Под ним показался бритый затылок — и стал очень медленно — во всяком случае, так казалось Кинику — поворачиваться. И повернуться вполне успел — только для того, чтобы увидеть у самых глаз подошвы сандалий.
В хлёсткий удар Киник вложил всю силу обеих ног и не удивился, услышав хруст — сминающихся хрящей носа.
— А-а-а-ы!!! — дикий вопль оборвался и сменился хрипом. Руки бритоголового, пытаясь остановить падение, раскинулись было к полкам — но лишь увлекли на пол груду свитков.
Чтобы бритоголового не добить, Киник, как заранее и рассчитал, оперш`ись на полки стеллажей, остановил падение и мягко приземлился на обе ноги.
Бритоголовый безвольно хрипел, но характерных подёргиваний живота, указывавших на агонию, не было. Короткий меч выпал из его рук.