Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
Теория мне нравилась, потому что давала возможность, слушая и не отвечая, сосредоточиться на игре в кошки-мышки с водителем серого "Фольксвагена". Я выжидал, когда игра начнет его раздражать. Противник не казался профи, школы не чувствовалось, просто ловко рулил и выставлялся излишне самоуверенным. А поэтому неизбежно подставится.
– И ты сам такое придумал или твой этот... как его... Дебил Прокопий?
– Дечибал Прока. Так его зовут. Действительно! Придумал не сам, конечно, по радио слышал кое-что, - вздохнул Рауль.
– А хотелось бы самому...
– С
– Хотя бы в том смысле, что следует начать новую жизнь с понедельника.
Спидометр "Форда" показывал едва пятьдесят километров в час.
– Действительно, давай ехать медленно, - сказал Рауль.
– Чего приезжать раньше Марины, сидеть без закуски. Да и обедать скоро пора. Действительно... Полюбуемся природой! Какая красота! Эти ели, и сосны, и дубы! И белые от снега ветви...
– И кедры ливанские, и пальмы, и кокосы, и пампасы, и урюки, и кок-сагызы, и уздени, и кунаки, потом крыжовники и липы, а также родные осины и березы, которые не спят, - поддержал я его.
"Фольксваген Пассат" начинал рывок.
– И все это имелось в эпоху неолита или палеолита... Это - рай! И чего этим генералам сюда соваться? Эстонцам есть теперь с чем сравнивать. Жлоб в мундире, слизанном с заграничного, в картузе, который уносит ветром, нищий при российском бюджете или подтянутый англичанин, не лезущий в душу со стаканом водки... Что лучше?
– И что же лучше?
– попросил я уточнить.
"Фольксваген Пассат" вплотную уткнулся в багажник "Форда". Кошка посчитала, что пора запустить когти в вялую мышку. "Фольксваген" почти подпихивал меня в бампер. Водителю не терпелось закончить порученную ему прогулку за никчемным пижоном. Раза три мигнул дальним светом. Подхлестывал.
– Вот что я тебе скажу. Если у тебя есть власть, посоветуй-ка ты своим отменить этот приезд, - сказал Рауль.
– Ведь над русаками смеются.
Ладно, подумал я, ладно. Доживем до понедельника, когда начнется новая жизнь.
"Фольксваген", вильнув на встречную полосу, поравнялся и ехал рядом, аккуратно отжимая меня к обочине. Впереди и сзади никого. И на том спасибо.
– Нет у меня власти, - сказал я Раулю и дернул подбородком водителю "Фольксвагена": в чем дело?
Мы одновременно опустили боковые стекла. Ему не пришлось, как мне, крутить ручку, он вжал кнопку электрического стеклоподъемника.
– Вроде в Эстонии не вернулись к левостороннему движению!
– крикнул я в окно.
– Да ладно, пижон! В гробу я тебя!
– ответил черный человек с короткой стильной щетиной на длинной физиономии.
– Эй, Рауль! Рауль!
– Действительно!
– сказал Рауль.
– Остановись. Это Прока, легок на помине. Что-то сказать хочет. Давай, давай, делай, как я сказал...
Дечибал оказался на голову выше меня. И лет на двадцать моложе. Из-под распахнутой на груди куртки-пилота высовывалась подвешенная на толстой цепочке серебряная фигурка распятого человека с торчащим в боку копьем. Не Христос, а разбойник, казненный за компанию на Голгофе.
– Это - кто?
– спросил человек
Когда он свалился, я вытащил из нагрудного кармана его джинсовой рубашки мобильный "Эрикссон", довольно дешевый - А1018s, сдвинул крышку блока питания и стряхнул батарею в карман своего пиджака. Трубку сунул на место.
– Приложи, пожалуйста, снежку на затылочек другу, - попросил я Рауля, застывшего в удивлении.
Оружия на Проке не нашлось.
– Что он тебе сделал? Ты - что? Ты - что? Действительно...
Я открыл дверцу "Фольксвагена Пассата". Подумать только! Орелик слушал Гершвина: "Американец в Париже". И, судя по коробке от пленки, брошенной над панелью приборов, не пиратскую копию.
Заглушив мотор, я вытащил ключи зажигания и нанизал кольцо брелка на указательный палец левой руки. Правая могла понадобится.
Так и вышло.
– Ну, ты, московская сука...
Я повторил, правда, легче. Умник Рауль, наконец, сообразил, что происходящее его не касается.
– Вот что, Дебил, я постарше, а стало быть, следует обращаться ко мне на вы. Договорились? Теперь дальше... Твой позор, вызванный опрометчивой заносчивостью, начальники не переживут. Тебе что велели? Посмотреть и выведать, с кем и куда это выгребает Рауль Бургер. Сделать это аккуратненько, вежливенько. Правильно? А ты - что? Обленился, решил кончить с заданием побыстрее, халтурно, время пиво пить подошло, так ведь? Конец твоей карьере, музыкальный ты мой фан.
– Ты, русская свинья, ещё поползешь...
Он напрашивался на бесчеловечное обращение, запрещенное в отношении пленных Женевской конвенцией. Но, с другой стороны, поругание личного достоинства на почве этнической принадлежности строго возбраняется при любых обстоятельствах согласно хартии ООН о правах человека. Пришлось ударить опять. Думаю, с такой манерой бить он раньше не сталкивался. Три раза достаточно. Это проверено на настоящих военнопленных во времена моей нежной молодости, когда жестокий Легион в лице потомственного дворянина и взводного Румянцева-Рума лишал меня правовых иллюзий насчет недопустимости пыток.
– Рауль!
– позвал я. Он подошел.
– Присядь пониже, - велел я ему.
Теперь мы оба возвышались над Прокой, которого я посадил, прислонив спиной к колесу "Форда". Если бы кто проехал, с дороги нас видно не было. Стоят себе две машины и стоят.
– Скажи, Рауль, - спросил я.
– Я друг твоей жене?
– Действительно.
– Теперь скажи, ты - друг этому орлу?
– Действительно.
– Я не буду пытать тебя бензопилой, малый, - сказал я приходившему в себя подводнику-рекордсмену по стажу пребывания в лейтенантском звании в рамках дважды краснознаменного Балтийского флота.
– Или прижигать сигаретой. Или, скажем, утюгом... Ни пилы, ни утюга я не прихватил, сигарет тоже нет, я бросил курить, знаешь ли. А вообще-то сигарета прожигает ушную мембрану насквозь. Или перепонку в носу. Обчихаешься... Не пробовал? На мордобой же сам напросился... Он напросился, верно, Рауль?