Попаданцам предоставляется общежитие!
Шрифт:
Наши глаза сцепились в … напряженно звенящем ожидании? Стальном захвате выкованного за эти годы понимания и доверия? В чем-то еще, неизвестном и мне пока непонятном?
– - Виера! Вы действительно считаете, что нам нужно… Пора поговорить о любви?
* Строчка из стихотворения Александра Одоевского.
* Уильям Шекспир Сонет 130 Перевод С.Я.Маршака. Все, что идет после первой строчки – наглое издевательство автора над беззащитной классикой.
О (не)
Глубокий баритон Дейва спугнул, разрушил охватившее меня оцепенение. Странное чувство отхлынуло, впуская на занятое было место привычный мир, привычную обстановку, такого привычного друга. Что-то внутри еще скреблось, царапалось, пыталось достучаться до меня. Сожаление? Грусть? Облегчение…?
Я вытряхнула неведомую дурь из головы (слишком часто она на меня накатывать стала) и постаралась сосредоточиться на делах. Тоже еще неизвестных, но уже насущных.
– - Нет, конечно, извини! Меня чужим талантом так расплющило, что шутить нормально разучилась. Что опять стряслось?
Вместо ответа Дейв прошел к окну, немного постоял у него, всматриваясь в ничем не примечательный приютский двор, помолчал. Как будто решал, стоит ли вообще говорить и что именно надо мне сказать. Я не торопила. Давить на него бесполезно, вопросы задавать – глупо. Как посчитает нужным, так и сделает.
– - Возможно, я не совсем верно и излишне поспешно оценил Ваши чувства и поступки, но мне показалось, что некоторые внезапно открывшиеся обстоятельства могут показаться Вам интересными и заслуживающими внимания…
Очередная пауза затянулась. Я насторожилась: обычно приятель за словом в карман не лез. Наоборот, уже оттуда вынутые запихнуть обратно хотелось. Хотя бы половину. Дейв еще раз внимательно и пристально взглянул на меня, словно что-то новое на моем лице пытался высмотреть, и все-таки продолжил. Правда, закончить не успел. Уже на середине его речи я заполошенным зайцем понеслась к двери, решив, что остальное и на ходу досказать можно. А лучше – на бегу!
Какой-то гад нанял целую шайку местного отребья, заказав им убийство Вилена! Шулер случайно услышал, что нападение состоится завтра утром, когда чиновник будет в город возвращаться. Где именно, разузнать не удалось, но и так догадаться не трудно. Проходящая сквозь лес дорога -- самое удобное и подходящее для этого место.
До города мы доехали в рекордные сроки, едва не снеся торчащих в воротах стражников. Хорошо еще, Дейв догадался захватить следившего за Виленом лепрекона, и он нам нужный дом показал. Но там непоседливого чиновника не оказалось. Еще вчера куда-то по служебным делам уехал и обещал к завтрашнему обеду вернуться. И как его теперь предупредить?!
Магистрат уже закрыт. Придется всех известных мне чиновников обойти и нужные сведения из них вытрясти. Должен же хоть кто-то знать, в какой из окрестных городков Вилен уехал! Дейву почти силой пришлось меня в телегу запихивать и домой везти. Смирилась я только после его слов, что бандитов сами управленцы могли нанять, и мы своими расспросами еще хуже сделаем.
Пока обратно ехали, я попыталась составить план поисков, но ничего не вышло. Мысли путались, разбегались, скакали во все стороны, как зайцы, которых сосчитать хотят. Я злилась на противного Вилена, неведомо куда в одиночку ускакавшего, на бегущую слишком медленной рысью лошадь, на пытающегося меня успокоить Дейва, на все вокруг!
Вокруг торчали деревья, и их было слишком,
Собранный совет моей тревоги не разделял. Друзья отнеслись к страшному известию на редкость спокойно и равнодушно. Как к ерунде неважной!
– - Одним магистратским пауком меньше станет, нам-то какое дело?
– - А какое ему до нас дело было, когда он ключи добывал?! Финансирование приюту выбивал? Вы сами хуже чиновников, никакого добра не помните!
– - Вызверилась я. Они что, вообще ничего не понимают? Человека убить хотят, а эти… сидят тут, рассуждают. Искать его надо, срочно!
Я попыталась еще что-то доказать, объяснить, достучаться, но, совершенно неожиданно, плюхнулась на стул и разрыдалась. От накопившегося за последние дни напряжения. От страха за жизнь этого противного чиновника. От отчаяния и полного бессилия. В одиночку я не справлюсь и Вилен… Он же погибнет!
– - Вера, ты чего, а? Да отыщем мы этого чиновника, никуда он не денется. Нашла из-за кого реветь! Их там целый магистрат сидит!
Подруга сунула мне под нос воняющий ядреными духами платок и попыталась успокаивающе погладить по макушке. Я упрямо мотнула головой, отказываясь и от того, и от другого. Пошли они все к упырям в пасть, со своими утешениями!
– - Виера, не плачьте! Мы найдем его, обещаю! – В голосе Дейва звучало такое напряжение, что мурашки по спине зашелестели. Если меня всю трясло от не выплеснутых рыданий, то друг ненамного краше выглядел. Он еще держал себя в руках, но… того и гляди, чересчур натянутая на колки струна с протяжным звоном лопнет и хлесткими обрывками всех вокруг ударит. Мне стало еще страшнее. Я попыталась поймать взгляд Дейва, но он упорно смотрел куда-то в сторону.
– - Дли девку, лямлет сасанах!* Совсем мозги растеряли или молодыми не были? У одного только голова на месте, да не судьба… А жаль… -- Непонятно проворчала баньши, покосилась на еще более бледного, чем обычно, Дейва и тут же прикрикнула на остальных: -- Чего расселись? Живо, всех наших дармоедов поднимайте! Сказали найти, так хоть из-под земли чтоб достали!
Я попыталась вытереть слезы Ольгиным платком (глаза еще больше защипало) и тоже вскочила: -- Я с вами! Подождите!
Посмотрела на ехидно-понимающую улыбку Белой Дамы, подошедщего ко мне друга и чуть тише, нерешительно добавила: -- Спасибо!
* Leam-leat Sasanach –- очень нехорошее кельтское ругательство. В сильно смягченном переводе – не совсем законный сын англичанина. Все, что касается семьи и брака, для кельтов священно. А «англичанин» – для них уже само по себе оскорбление, намного более сильное, чем «свинья» и прочие нелестные прозвища.
Глава 21
О зайцах и разбойниках.
Почти весь приют вышел с утра на охоту. Ловили чиновника или его убийц – кто первый в руки попадется. Горгульи кружили над дорогами, из-за чего несколько сельчан передумали ехать на ярмарку, в храме поставили свечки и утащили почти новый коврик, а один бедолага даже пить бросил.