«Попаданец» Сталин. Вождь танкистов из будущего
Шрифт:
— Значит, вам здесь нравится? Это хорошо.
— Очень благодарен вам за предоставленный мне дом.
Отвечает искренне. Похоже, мне удалось наладить с ним взаимоотношения. А это очень важно, по крайней мере до сорок пятого года.
— Ну что вы, господин президент. Это мой долг. Прошу вас поближе к столу, — показываю, слуга устанавливает коляску на указанное место, разворачивает, затягивает тормоз и уходит.
Предлагаю Рузвельту папиросу, но он, поблагодарив, отказывается. Достает портсигар, вставляет сигарету в мундштук, закуривает. Предлагает мне, но я тоже отказываюсь. Курит сигареты, которые в ТО время назвали бы очень крепкими. Какая-то смесь табаков, судя по запаху.
— Привык к своим, — обезоруживающе улыбается и пожимает плечами. — Где же ваша знаменитая трубка, маршал Сталин, которой вы, как говорят, выкуриваете своих врагов?
Улыбаюсь
— Я, похоже, почти всех их выкурил. — Смеемся, даже переводчик улыбается. — Но, если говорить серьезно, врачи советуют мне поменьше пользоваться трубкой. Но я ее захватил сюда и, чтобы доставить вам удовольствие, обязательно возьму ее с собой в следующий раз.
— Надо слушаться врачей, — серьезно отвечает Рузвельт, — мне приходиться это делать.
Перехожу на серьезный тон и спрашиваю, что хотел бы обсудить президент сегодня.
— Не думаю, что нам следует сейчас точно очерчивать круг вопросов для обсуждения. Можно просто ограничиться общим обменом мнениями относительно нынешней обстановки и перспектив на будущее. Мне было бы также интересно получить от вас информацию о положении на советско-германском фронте.
— Готов принять ваше предложение, — отвечаю сразу. Затем, чтобы немного собраться с мыслями, перебираю папиросы в коробке, закуриваю. — Если кратко, то в настоящее время мы продолжаем наступление сразу на трех участках фронта. Нашими войсками освобождены крупные города Житомир, Двинск и Херсон. Но немцы не прекращают попыток контрнаступления, подтягивая резервы из Европы.
— Я хотел бы отвлечь с советско-германского фронта тридцать-сорок германских дивизий, — сочувственно замечает Рузвельт. Ты, может, и хотел бы, только вот англичане и кое-кто у тебя в стране — нет, думаю я, улыбаясь собеседнику.
Дальше мы обсудили сложности, встающие перед американцами, перспективы вторжения в Италию. Рузвельт в общих чертах развивал мысль о послевоенном сотрудничестве между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Я его поддержал, заметив, что СССР после войны может стать обширным рынком для промышленности США. Рузвельту эти перспективы понравились, а я печально подумал, что строить воздушные замки легче, чем осуществлять их на практике. Обсудили еще многое, неплохо подготовившись к первому заседанию. Очень хорошо, что мы достигли практически полного единства взглядов по вопросам колоний. Понятно, что планы на дальнейшую судьбу освободившихся стран у нас принципиально различные, но это уже не столь существенно. Жизнь покажет…
15 июля 1943 г. Тегеран.
Советское посольство. Зал заседаний
Пленарное заседание конференции происходило в большом зале, декорированном в стиле ампир. Посредине стоял большой круглый стол, покрытый скатертью из кремового сукна. Вокруг были расставлены обитые полосатым шелком кресла с вычурными подлокотниками из красного дерева. В центре стола стояла подставка с государственными флагами трех держав — участниц конференции. Перед каждым креслом на столе лежали блокноты и отточенные карандаши. Первой в зал вошла самая малочисленная советская делегация. Впереди шел И.В. Сталин, за ним, чуть приотстав — В.М. Молотов и С.М. Буденный. Вслед за ними вошли американская и английская делегации. Непосредственно у стола занимали место главные члены делегаций и переводчики, остальные, включая технический персонал, размещались в своих секторах на стульях, расставленных в несколько рядов. За столом справа от Черчилля сидел его личный переводчик — майор Бирз. Рядом с Рузвельтом разместился его переводчик Чарльз Болен, первый секретарь посольства Соединенных Штатов в Москве.
Заседание было предложено вести президенту Рузвельту. Он и выступил с первой приветственной речью.
— Я думаю, — заканчивает свое выступление Рузвельт, — что это совещание будет успешным и что три нации, объединившиеся в процессе нынешней войны, укрепят связи между собой и создадут предпосылки для тесного сотрудничества будущих поколений…
Прежде чем перейти к практической работе, Рузвельт поинтересовался, не желают ли Черчилль и Сталин сделать заявления общего порядка о важности этой встречи и о том, что означает она для всего человечества. Немедленно попросил слово Черчилль. Вслед за ним выступил Сталин, после чего главы делегаций коротко рассказали об обстановке на фронтах. Сначала выступил Рузвельт, рассказавший
В результате первое заседание практически полностью было посвящено обсуждению планов вторжения союзников на континент. В этой же связи некоторое время обсуждали вопрос о французском движении Сопротивления и возможных лидерах Новой Франции. Американцы отмечали, что де Голль не пользуется популярностью, и предлагали кандидатуру Жиро, англичане отстаивали своего протеже.
Заседание длилось три с половиной часа, но договориться о точной дате открытия Второго фронта так и не удалось. Решено было передать обсуждение этого вопроса на заседание комиссии военных экспертов.
Первый день конференции, которая должна была определить судьбы всех народов Земли, закончился.
16 июля 1943 г. Тихий океан.
Неподалеку от о. Саво
Огромный плавающий аэродром лихорадило. По палубе, накренившейся на угол больший, чем допустимые три градуса, носились, на первый взгляд беспорядочно, группы матросов, раскатывая шланги и заливая очаги пожара, убирая обломки и спихивая с нее поврежденные самолеты. Авианосец «Кага» получил многочисленные повреждения, но пока еще жил и сопротивлялся, и некому было нанести coup de grace, чтобы прекратить это сопротивление. Некому, потому что главный его соперник тоже пылал от носа до кормы. Пылал, не способный оказать ни малейшего сопротивления граду тяжелых снарядов. Неожиданно невезучим оказалось имя «Лексингтон» для американских авианосцев. Первый сгорел в Пирл-Харборе, второй, так и не сумев отомстить за своего предшественника, тонул в море на траверзе острова Саво.
Огонь по авианосцу вели линкоры японской эскадры, непонятно каким образом прорвавшейся прямо к мягкому подбрюшью авианосного ударного соединения Хэлси. Единственный линкор, охранявший ударную эскадру, недавно модернизированный «Теннеси», пытался прикрыть уходящие на полной скорости менее поврежденные авианосцы «Хорнет» и «Энтерпрайз», отбиваясь сразу от трех противников.
С мостика американского линкора японские противники выглядели четко очерченными силуэтами на фоне горизонта, как бы ожившими чертежами со страниц «Джейна». Не просто ожившими, а страшными в своей реальности картинками. Вот по силуэтам пробегает дружная серия еле заметных в свете солнца огоньков, сменяющихся клубками дыма — очередной залп. Спустя несколько мгновений всем находящимся в боевой рубке кажется, что они слышат проникающий даже сквозь броню рубки вой приближающихся снарядов. Время как будто застыло, а корабль, делающий левый коордонат, двигался медленно, словно муха в патоке. Но маневр удался, невыносимый вой прервался глухим ревом и дробью ударов по корпусу за ним, когда около полутора дюжин огромных столбов воды поднялись вокруг линкора.
«Конго», шедший первым в боевой линии, стрелял по «Теннеси» двумя кормовыми башнями, носовые были нацелены на горящий авианосец. И очередной залп снова оказался успешным. Два снаряда из четырех попали точно в цель. Огромный, несущийся словно болид снаряд упал на корму, вдребезги разнес поврежденный предыдущим попаданием самолетоподъемник и разорвался уже в ангаре. Аварийной команде, пытавшейся тушить пожары, не повезло. Летящие во все стороны раскаленные осколки, словно косой, срезали суетящихся людей, перебили рукава брандспойтов, разбросали пылающие остатки самолетов по ангару, вызывая появление еще сотни новых очагов пожаров. Столб дыма и огня, вырвавшийся из недр корабля, еще не успел подняться высоко, как второй снаряд, угодивший в корпус в районе ватерлинии, взорвался, заставив содрогнуться весь корпус. Авианосец вздрогнул, наклонился на левый борт и уже не выпрямился. Крен нарастал и нарастал. Корабль был явно обречен. Громадные языки пламени лизали корпус, наклонившийся под невиданным углом к поверхности моря, из разнесенной вдребезги на корме взлетной палубы вырывались вверх клубы темного густого нефтяного дыма. С наклонившейся палубы сыпались самолеты и мелкие фигурки людей. Наклон все увеличивался, и, внезапно резко свалившись на борт, авианосец быстро скрылся под водой.