Попаданец в себя, 1960 год

Круковер Владимир Исаевич

— Этими, но они все время призывали на помощь какую-то мать.

Но во многом советский анекдот был точнее и смешнее грубоватых нынешних:

— Из всех религий большевики больше всего не любили иудаизм.

— С чего ты взял?

— Они придумали назло иудеям субботник. Мало того, что в этот день нужно работать, так еще и бесплатно.

Интеллектуальней:

— В новосибирском Академгородке во времена СССР была самая высокая плотность жителей с высшим образованием на планете.

— Ха! Ты явно не бывал в Цюрихе и не пил с тамошними дворниками!

— Я с ними бухал еще в Академгородке.

И бессмертней:

Старение — это когда

пересматриваешь старые фильмы, а актеры там все моложе и моложке.

Вон как лихо сочиняли после фестиваля в Москве, того, что с «ласковым мишкой»:

Ты на ферме стоишь, Юбка с разрезом, Бодро доишь быка С хвостом облезлым. Ах ты, чува, моя чува, Тебя люблю я. За твои трудодни Дай поцелую!

Это о ссылке девушек, погулявших с иностранцами. Им брили половину головы и высылали из столицы.

Нынче живя, действуя в реальностях шестидесятых, я все больше убеждаюсь, что это время глубже и добрей того, откуда я дезертировал по причине старения и умирания. И не только потому, что социализм. В Америке нынче люди тоже добрей и развитей, чем в двухтысячном. Это легко определить по американским книгам того времени, по авторам-реалистам. США подарили мировой литературе таких классиков как Марк Твен, Эдгар По, Эрнест Хемингуэй, описанная ими реальность по своему страшна, но человечна и проникнута разумом.

Но вернемся в иняз, возле которого и после драки я стою с закрытым ртом, но обалдело, и гоняю в памяти временные различия юмора. Конечно, меня сейчас не рассмешит Райкин, юмор которого больше сатирический, а не юмор в чистом виде, как у КВН «Пятигорска», ХАИ или «Детей лейтенанта Шмидта». Да и по-настоящему смешные фильмы еще не вышли в прокат. Нет «Брильянтовой руки», нет «Гусарской баллады», нет блестящих экранизаций Михаила Булгакова. Даже пьесу «Последние дни. (Пушкин)» о последних днях жизни Александра Сергеевича Пушкина, пьеса о Пушкине без Пушкина будет поставлена в Ленинграде режиссером Белинским в 1968 году. Помню, потому что смотрел. И, возможно, опять посмотрю, ради такого не грех и в Питер смотаться, в город, пока именуемый Ленинградом, но все равно красивый и романтичный.

Я прекращаю размышления и взбегаю по ступенькам в институт. Взбегаю и продолжаю восхищаться обретенной молодостью, гибкостью членов, здоровьем. Последние годы едва ходил, так болели суставы. Ревматоидный артрит болезнь иммунная и толком не лечится.

А где-то там, в бесконечности, смыкаются параллельные миры, а через две точки проходит бесконечное множество прямых, и спорное — бесспорно, а бесспорное — можно оспаривать, и человек мечется в поисках истины, не осознавая, что ищет собственное “Я”.

И ломиться человек в стены собственного сознания, бьется в сети, им же расставленные, хватает обстоятельства за глотку, задыхаясь от своей же хватки, кричит и не слышит собственного крика.

А параллельные смыкаются, кто-то спорит, а кто-то оспаривает, крик разрастается,

рушится, обваливается и, вновь, возникает на уровне ультразвука.

Глава 13

Проснулся и задумался о бабах. Нет, я не отношусь к фантастам, угождающим читателю-обывателю: их три «Ч» нормальному человеку противны. (Поясню, три «Ч»: частые драки, частый секс, частые «рояли» в кустах).

У меня в юности первый секс случился в девятом классе на летних каникулах. Я тогда работал в парке (ЦПКиО на бывшем Иерусалимском кладбище Иркутска, где памятников и кустов попадались уютные места), где вечерами еще и смотрел кино в открытом кинотеатре, куда, как местный сотрудник мог входить бесплатно. Там и подцепил какую-то соплячку лет пятнадцати, которая «за кино» и дала разок в ложбинке среди старых могил. Самой большой проблемой в этой потере моей девственности было распутать завязки плавок, которые я обычно крепил «бантиком», но второпях дернул не за тот язычок и затянул на узел. В итоге я веревочные эти крепления, расположенные сбоку — советские плавки образца 1956 года — порвал и домой пришлось идти, засунув их в карман брюк. Еще запомнилось, что девчонка не дала снять бюстгальтер, сообщив — «так обойдешься».

Многие писатели, рассказывая о первых сексуальных пробах, почему-то сообщали о мгновенном оргазме пацана, за который он смущается перед девушкой. Наверное, сие откровение, как и варианты с «первым воспоминанием» надуманы или являются неким литературным приемом. Все у меня получилось без истерик и без мгновенного семяизвержения. Правда, второй раз стерва не дала, посчитав что за кино (билет тогда стоил 20 копеек) и одного раза достаточно.

А я через день вынужден был обратиться к старшему брату с воспалением кожицы на члене. Мишка посоветовал не обращать внимания и смазать стрептоцидовая мазью. «Грязнуля твоя девчонка, — сказал он, — скажи ей, чтоб мылась чаще».

Воспаление прошло, память осталась…

На сей раз я задумался об объекте для постоянного секса. Дворовые сверстницы вызывали у моего пожилого сознания смущение, как перед педофилией. А привлекательными казались плотные дамы лет тридцати. Сие, конечно, выверты сознания, но бабу все равно хочется. И не Дуньку Кулакову, а живую, мягкую.

«А если войдет живая милка, пасть разевая, выгони не раздевая…»

Что-то Бродский вспомнился, это стихотворение еще не написано, наверное.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. Потому что пространство сделано из коридора и кончается счетчиком. А если войдет живая милка, пасть разевая, выгони не раздевая. Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. Что интересней на свете стены и стула? Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

Блеск. Понимаю попаданцев, не способных удержаться от соблазна заимствования. Но у меня и самого неплохие стихи, да и проза хорошая. Чес плох мой опус про ангелов, например.