Попаданец в себя, 1965 год
Шрифт:
Вот уже и Слепой с Нельсоном надоели друг другу до отрыжки и то и дело устраивают мелкие визгливые перебранки. Скучно в камере. У всех одна забота – скорей бы на зону. На зоне хорошо. Там воздух живой, там ходить можно по плацу, там куча впечатлений, множество разных людей. Там настоящая жизнь, не то, что в тесной камере следственного изолятора. Там даже простыни дадут с наволочкой. А тут все постельное белье состоит из пустого наматрасника, который зэки использует на манер спального мешка, исполняющего одновременную роль одеяла, простыни и т. д.
Пульсирует время, врастает мое утонченное сознание в тело убитого
На груди разведчика Миши, ставшего теперь просто Бродягой, выколоты два профиля: Ленин и Сталин. Не хватает надписи: «Честь и совесть нашей эпохи». Вместо этого написано: «Бей фашистских гадов». Надпись честная, жаль только, что старый разведчик до сих пор бьет фашистских и иных гадов. Первый срок он получил за то, что убил собутыльника, неуважительно отозвавшегося о Сталине. Освободился досрочно, как орденоносец, по амнистии. Второй срок получил за убийство собственной жены, не подавшей ему утром похмелку. Говорит, что слегка ударил ее палкой, не рассчитал силы. Освободился по амнистии, как кавалер орденов Славы. И вот, третий срок. В автобусе на вопрос кондуктора по поводу приобретения билета возбудился, начал орать, что с фронтовиков деньги не берут, что враг подслушивает, что кондуктор и не кондуктор вовсе, а агент мирового империализма. Выбил своей тросточкой все окна в автобусе, нанес средней тяжести телесные повреждения пассажирам. До кондуктора, правда, не добрался: возраст, силы уже не те. Бродяга был убежден в своей правоте, переезда на зону ждал хладнокровно, зная, что ближайшая амнистия не обойдет его своими услугами.
На груди Адмирала Нельсона нет портретов вождей-вампиров. На груди Адмирала Нельсона изображен гордый фрегат под всеми парусами. Изломанная ключица внесла в поведение фрегата свои коррективы, переломив его поперек борта. Теперь гордый парусник имеет вид жалкий. Легкая волна скользнет выше ватерлинии и пойдет фрегат ко дну со всей командой бывших флибустьеров. Нельсон мечтает о зоне больше всех. Ему на воле неуютно и трудно жить. 30 рублей пенсии по инвалидности не хватает даже на пиво. Воровать не может из-за искалеченного тела. Он совершил страшный поступок, караемый по статье 206 часть 2 – злостное хулиганство, которое выражалось в том, что он пописал на бочку с пивом. Если бы он сделал это вечером, никто бы не имел к нему претензий. Но он, наглец, совершил этот акт вандализма среди белого дня на глазах у всей пивной очереди.
На цыплячьей грудке Слепого нарисована Мадонна. Трудно определить, к какому виду Мадонн относится эта, изображенная синими штрихами наколки, длинноволосая девушка с пухлыми губами. Ясно только, что выкалывал ее истинный художник. Под портретом трогательная и чистая надпись: «Мечта». Тюремный живописец создал собственную Мадонну и назвал ее соответственно. Жаль только, что Юра по причине слепоты никогда не увидит эту «Мечту». Юра тоже чувствует себя в заключении неплохо. Кормят, работать не заставляют,
На груди меня ничего не нарисовано. Я не имею на чистом теле ни одной наколки.
А время идет себе, идет, по Гринвичу и по существу, движется стрелками кремлевских курантов, партийными съездами, освободительной войной в Афганистане (если она уже началась), идет везде по-разному, но в общем-то – одинаково: неутомимо и ритмично. И сл временем кто-то прыгает от радости, узнав, что этап идет на Север, на дальняк – по тюремному, кто-то, наоборот, расстроется, так как хотел остаться в мягком Подмосковья, но все равно возбудятся, собирт свои тюремные котомки, сделанные из старых рубах, штанов или еще какого подручного материала, и будут ждать суда и этапа.
Глава 17. Москва, следственный изолятор
Через неделю меня вызвал следователь. Провел я эту неделю скверно, потно и кашельно. Хоть и мылся два раза в день над унитазом (тут раковин нет, кран расположен прямо над чугунном старинном унитазе с выбитой датой изготовления – 1896 годъ, Тула). Но десять человек в камере, рассчитанной на четверых, превращают воздух в кисель, а узенькая щель окна не дает атмосфере достойно обмениваться со свежей.
Дубак довел мен до соответствующей двери, высказал стандартно:
– Лицом к стене, руки держать за спиной, – заглянул в эту дверь, видимо получил утвердительный жест, и сказал:
– Заходи.
Я отметил про себя, что местным надзирателям часто приходится иметь дело с новичками, в тюрьме с устоявшимся бытом он не тратил бы времени, на повторение мантры: «Руки за спиной».
Зашел я и опять механически, прошлой памятью отметил, что комната на следственный кабинет, обставленный аскетически и маленький, не похожа. Скорей всего следователь оккупировал кабинет одного из власть имущих.
– Проходи, садись, руки из-за спины можно вынуть. Чай будешь? С сахаром…
– Спасибо, чай не буду.
– Почто так?
– Нет желания.
Следак включил магнитофон «Нота» и спросил:
– Спросить о чем-то хочешь?
– Нет.
– Странно! Ты же думаешь, что тебя как-то спровоцировали, что кто-то тебя подставил с этим чемоданом, который ты и не воровал вовсе. Вопросов должно быть масса.
– Масса вопросов будет к вам и вашим подельником, но задавать их буду не я, а прокурор.
– Ого! Резко. И уверенно. Тогда ответь, будь добр, что ты делал ночью у сливного колодца и под землей. Заодно ответь, что ты делал у дома на Страстном бульваре, который обрушился в то время, когда ты, как заяц, бежал от него. И какую взрывчатку ты подложил в здание газеты «Известия»?
«Вот как дело повернулось, подумал я, слабея от страха, – значит, «Известия» взорвали. Как все неудачно совпало!»
– Вы еще на меня наводнение на Неглинке повесьте, то, которое все мои документы слизнуло и вещи. А вы еще мне домой не али уехать! Что я теперь в Москве буду делать без денег и вещей?