Попаданка для дракона

Верховцева Полина

Я устала и больше ничего не хотела. Разве что сдохнуть, по-настоящему. Может в болоте утопиться? Нырнуть головой вперед и все?

…Под соседним деревом тихо щелкнула сломанная ветка. Зря я надеялась, что выжла просто уйдет — ей все так же хотелось свежего мяса.

Но когда я подняла голову, перед моим расплывающимся взором оказался седовласый старец, на ладони которого пылал огненный шар.

Похоже, меня все-таки меня сожгут…

Глава 10

— Пей, — чужой голос

звучит через толстый слой ваты.

Я ничего не хочу. Мне плохо, меня трясет, у меня все болит и, кажется, что вместо крови раскаленная лава. У меня нет сил открыть глаза, а может они открыты, и я просто ослепла. Не знаю. Все равно.

Пытаюсь отвернуться, но жесткие пальцы хватают за подбородок, вынуждая открыть рот. Чувствую прикосновение к губам холодного края стакана.

— Пей.

Не могу. Пытаюсь что-то сказать, но язык не слушается. Во рту сухо настолько, что не могу сглотнуть.

— Пей, — снова звучит приказ.

Мне насильно вливают какую-то жидкость. Она горькая и пахнет болотной тиной, от нее дерет горло, а первый же глоток бежит по пищеводу, обжигая изнутри.

Меня снова выворачивает наизнанку. По-моему, в последнее время я только и делаю, что сплю и блюю, и мечтаю о том, чтобы меня оставили в покое, перестали мучить, дали спокойно умереть.

Но не тут-то было. Мой мучитель никак не успокоится. Стаскивает с меня колючее одеяло и начинает обирать ледяной водой. Или это просто я настолько горячая, что мне холодно.

Протирает ноги от пальцев и вершины бедер. Руки, плечи, живот. Я морщусь, когда сырая тряпка ложится на лицо. Хочу скинуть ее, но не могу поднять руку. Меня будто заперли в своем собственном теле.

От бессилия хочется реветь, но слез нет. В голове сплошное марево, и очень скоро я забываю о слезах, проваливаюсь в сон, из которого меня снова выдергивает ненавистный голос

— Пей.

И все повторяется по кругу. Вонючая жижа, тошнота, ледяное обтирание.

Мои личные круги ада.

…Я просыпаюсь и медленно открываю глаза.

Мир кружится, то стягиваясь до состояния крохотного пятна, то взрывается фейерверком красок. Жмурюсь, борюсь со звоном колоколов в голове. Снова тошнит, но в этот раз мне удается сдержаться. Сглатываю горький ком и выдыхаю.

Ищу внутри себя ответы. Как меня зовут? Мария. Где я? Если рассуждать глобально — в другом мире, локально — понятия не имею. Что со мной произошло? Не знаю. Помню болотистый берег, выжлу уползающую в лес и седого старика с огнем в ладони.

Дальше провал и обрывки мучений, гремящее в памяти «пей» и горечь на губах.

…Я снова открываю глаза, жду, когда комната вокруг меня перестанет крутить бешеный хоровод, и осматриваюсь.

Я в крохотной темной комнатушке с бревенчатыми стенами и низким потолком. Из щелей торчит пожелтевшая пакля, а крошечное окно наполовину забито досками. Через мутное стекло видно только лесную зелень и слышно,

как в щелях завывает ветер.

Мебели в комнате нет, только кривая табуретка, да низкая жесткая кровать на которой я лежу.

Пытаюсь поднять руку и не могу. Она не слушается. На мгновение поднимается паника, что меня парализовало, но потом успокаиваюсь и понимаю, что просто слишком слаба. Медленно сгибаю пальцы, потом сжимаю кулак. С чувствительностью все в порядке, но нет сил. С ногами та же история. Проходит целая вечность, прежде чем мне удается пошевелить ступней.

Я так устаю от этих простых действий, что снова проваливаюсь в сон.

Вижу обрывки прежней жизни, причудливо смешанные с новой реальностью. Спускаюсь в метро, и оказываюсь в подвале связанная; захожу в офис, где работаю, и вместо этого попадаю в таверну. За стойкой сидит неопрятный хозяин. Он плюет на стаканы и растирает их грязным полотенцем, хриплым голосом предлагает позавчерашнего кабана.

Я хочу есть. Хоть тухлую дичь, хоть гнилые ягоды, хоть черствый хлеб. Меня душит чувство голода, и желудок, в котором в последнее время не было ничего кроме горькой отравы, жалобно сжимается.

Больше, чем голод меня мучает только жажда. Я вижу во сне прохладные ручьи и хрустальные водопады, слизываю пенку с ароматного капуччино.

…Следующее пробуждение меня уже не пугает. Мир перед глазами больше не крутится и не переливается всеми цветами радуги. Он сер и однообразен. Но так лучше. Яркие краски больше не режут глаза, колокола затихли, оставив меня наедине с собственными мыслями, которые наконец принимают более разумные очертания.

Где тот, кто меня выхаживал? У меня к нему много вопросов.

В этот раз конечности меня слушаются. Мне удается согнуть ноги и приподнять голову над подушкой. Все еще слаба, но полностью себя контролирую.

Поднимая руку и, медленно касаюсь головы, чтобы убедиться, что вместо длинной косы — неровные огрызки до плеч. Тот, кто за мной ухаживал, явно не озадачивался с расческой и мытьем головы. Пускай, так даже лучше. У меня нет сил таскать гриву. Потом отрастут.

Взгляд цепляется за похудевшую, бледную руку. Она покрыта грязными разводами и чем-то серым, но болезненной зелени больше нет. Даже ногти теряют мертвецкий оттенок и становятся привычно розовыми.

Скидываю с себя одеяло и, с трудом приподнявшись на локте рассматриваю свое тело. Я почти голая. Из одежды — только ленты, прикрывающие пах и линию груди. Я некрасиво тощая. Похудела килограмм на десять, наверное. Живот впал, сухая кожа обтягивает ребра и выступающие тазовые кости, на острые коленки страшно смотреть.

Но все это мелочи, потому что зелени нет, и даже на ноге, в том месте, где меня поцарапала выжла, виднеется лишь ярко-розовый рубец.

Не знаю, как это возможно. Чудо это или нет. Может мой спаситель настоящий кудесник, а может домашние прививки помогли, но я выкарабкалась.