Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов
Шрифт:
– Я увольняюсь.
– Вы повторяетесь, – вставляет Санаду.
Эзалон на него шикает, а затем поворачивается к Тавросу, у которого нервно дёргается глаз. Всего раз, но…
– Дорогой коллега, – Эзалон почти ласков. – У вас возникли какие-то проблемы?
– Я не могу служить в заведении, где меня постоянно оскорбляют! Я был готов терпеть неуважение от студентов, ведь они юны и глупы, чаще всего не понимают, что делают, но когда вопиющее неуважение позволяет себе соректор…
– Что он сделал? – Эзалон успевает опередить открывшего рот для
И тот под гневным взглядом Тавроса откидывается на спинку кресла и изображает предельное внимание к ожидаемому ответу. У Тавроса раздуваются ноздри, он резко поворачивается к Эзалону и спрашивает:
– Вы видели расписание в преподавательской гостиной?
Покосившись на Санаду и оценив выражение его лица, Эзалон дрогнувшим голосом спрашивает:
– Нет, а что там?
В его вопросе сквозит такой неподдельный ужас, что Таврос сбивается, прикидывая, какие предположения могли перепугать демона. Но быстро берёт себя в руки и указывает посохом на Санаду, чеканит:
– Он приписал себе уроки некромантии.
– И только? – облегчённо выдыхает Эзалон и резко выпрямляется, принимая прежний строгий вид. – Что он сделал? То есть как? Зачем?
– Ну, – вступает в разговор Санаду, – если у Тавроса не хватает способностей объяснить некромантию студентке из непризнанного мира, придётся мне его заменить.
Тавроса аж перекашивает. Пространство вокруг него закипает от выплеснутой силы.
– Что конкретно случилось? – Эзалон невольно отступает на шаг. – Объясните понятнее.
– Он оскорбил меня и всех некромантов, – снова чеканит Таврос. – Он добавил в публичное расписание свои уроки некромантии со студенткой Клеопатрой. Он, вампир, посмел записать себя профессором некромантии! Публично! Это плевок в лицо всем некромантам! И великой богине Магарет!
Эзалон обречённо вздыхает. Санаду стоически сдерживает улыбку.
А Таврос продолжает уже презрительно:
– Это недопустимо! Мог бы как-то иначе в расписании обозначить встречи со своей подстилкой.
Напряжение становится звенящим. Санаду почти не меняет позы, но от него веет угрозой оскалившегося хищника. С лица исчезают все эмоции, превращая его в холодную маску.
Эзалон отступает ещё на шаг.
– Таврос, рекомендую вам взять свои слова обратно, – ледяным тоном произносит Санаду.
Таврос придвигает посох ближе, в глазах черепа появляются лиловые всполохи, а Таврос опять задирает подбородок:
– Я всего лишь назвал вещи своими именами. Вы же подарили ей платье.
– Не подарил, а сдал в аренду на время её работы моим секретарём. Это раз. Во-вторых, платье как предложение любовной связи – это имперская традиция, а я из кантонов, у нас дар на начало отношений с любовницей пропорционален статусу мужчины, и в моём случае это точно не просто платье, ведь любовницей архивампира может стать только аристократка. Вы видели, чтобы в документах студентки Клеопатры появилось упоминание о получении ею титула? Нет. Поэтому рекомендую взять ваши слова обратно. И больше их не повторять.
Таврос
– Да бросьте эти отговорки, просто титул – слишком высокая плата за то, чтобы безродная иномирянка раздвинула но…
Вжих – и Тавроса впечатывает в дверь. Оскалившийся Санаду держит его за горло, придавливает запястье к стене, пережимая нервные окончания так, чтобы Таврос не мог развернуть посох и ударить.
Порыв воздуха, поднятый стремительным рывком, ещё треплет бумаги, а один из листов срывается со стола и неспешно планирует на пол.
Активированный щит некроманта не в силах оттолкнуть Санаду, но жжёт его кожу, раскалёнными иглами пробивается к нервам.
– Возьми свои слова обратно, – чеканит Санаду.
И лист бумаги беззвучно оседает на ковёр.
Тишина.
– Нет, – произносит Таврос.
Эзалон закрывает лицо рукой.
***
Даже не знаю, как относиться к клептоманству Санаду: вроде злиться надо, но почему-то уже почти смешно. Когда Марк Аврелий у меня, конечно.
Вместе с ним я возвращаюсь в комнату к спящей Нике. Прокрадываюсь к письменному столу и отпускаю Марка Аврелия в его домик. Подперев щёку кулаком, сквозь окошечки наблюдаю, как он проверяет запас орешков.
Известие об увольнении Тавроса радует: надеюсь, вместо него поставят кого-нибудь адекватного. Хотя лекция Санаду мне понравилась, он так живо и интересно рассказывал, и его глаза…
Так, надо не о глазах, а об уроках подумать, вон у меня сколько трактатов по некромантии… а нужно ли их читать, если Таврос уволится?
Так что беру учебник по основам магии и возвращаюсь на кровать. Склонности к другим типам магии у меня нет, но почитать о возможностях волшебников интересно и полезно: здесь меня защищает академический браслет, а вне этого дивного учебного заведения можно нарваться на неприятности.
На Мару, например, из-за которой я частного детектива изображаю. Кстати, были у неё задатки в других видах магии, кроме менталистики? Надо было спросить…
Я так зачитываюсь о стихийниках, что не замечаю пробуждение Ники, пока не раздаётся полный ужаса возглас:
– Куда делась вся еда?!
Оглянувшись, оцениваю степень округления её глаз. И впечатляюсь.
– Что, совсем вся? – переспрашиваю недоверчиво.
Нервно кивнув, Ника вдруг косится на домик Марка Аврелия, взглядом обшаривает другие его нычки.
– Орехи остались, – почти шепчет Ника.
Наша еда исчезла, а Марка Аврелия – осталась. Похоже, сущность приняла моё предложение питаться нашими продуктами. И, похоже, сущность прожорливее Ники, что впечатляет.
– Не отдам, – предупреждаю я. – Будь вампиром, не грабь белку!
Ника касается браслета.
– О! – на её лицо возвращается радость. – В столовой обещали накормить. Ты идёшь?
Задумываюсь о еде – и на меня нападает голод. Зверский. Напоминающий, что времени уже о-го-го, а я ничего не ела.