Попаданка с квартирой приключений не ищет
Шрифт:
— Что ты хотела взять? — спросил у меня отец.
— Пап, документы и мой чемодан…
— Лара, встань, пожалуйста, я достану чемодан Евы.
— Но это невозможно, — растеряно пробормотала мама, — там и мои вещи.
— Возможно, — Мирон припечатал к столику перед мамой ее кольцо.
Мама смутилась и молча пересела на полку рядом с Генкой.
—
Мирон выставил мой чемодан в коридор и обернулся к Генке:
— Вставай, пойдешь с нами.
Генка спал с лица:
— Куда?
— Пойдем разводиться.
— А я не опоздаю на поезд? — заюлил Генка.
Мирон встряхнул на запястье часы, глянул:
— Не опоздаешь, до отправления еще час сорок.
— Я не хочу!
— Как хочешь. Без развода ты никуда не едешь.
Генка злобно зыркнул на меня, потеснил маму, поднялся, продемонстрировал готовность.
Я клюнула маму в щеку, еще раз обняла папу. Мама заплакала. Я знала маму, знала ее дискретное мышление и заблуждения, жалела ее. И до седых волос буду нести следы ее воспитания. Мы не были близки, но я все же ее обняла и отступила к выходу из купе.
Мирон с отцом пожали друг другу руки, и договорились быть на связи. Мирон оставил отцу свою визитку и уже стоял с моим чемоданом в коридоре, чтобы не толкаться в тесноте купе, и подгонял взглядом Генку. Я вышла вслед за Генкой, и мы пошли на выход: Генка, я и за мной Мирон.
Генка спрыгнул с подножки вагона, даже не оглянувшись в мою сторону. Мирон придержал меня на выходе, спустился сам и потом снял меня с подножки.
Он провел нас в здание вокзала, и боковым коридором мы прошли к лестнице на второй этаж. На втором этаже обнаружилась контора нотариуса. У кабинета вдоль стен стояли взъерошенные люди. Что они оформляли перед отъездом, мне трудно было представить, да я об этом и не могла думать — были свои заботы. Я не совсем понимала, как мы с Генкой будем разводиться.
Оказалось, все довольно просто. Мирон зашел в кабинет. Через минуту позвал меня и Генку. Очередь ворохнулась, но возразить никто не посмел. В кабинете спиной к окну за большим основательным столом с крупной настольной лампой под стеклянным зеленым абажуром сидел важный чиновник — такого человека ни с кем не перепутаешь. За вторым столом — каким-то козлоногим, шатким — еще один взъерошенный человек, как те, что в коридоре, маясь и спеша, что-то вписывал в лист, отпечатанный на пишущей машинке, в специально оставленные пробелы. Таких листов перед ним была не стопка, но штук пять точно.
Мирон заботливо усадил меня в креслице, стоящее
Чиновник изобразил внимание, потом перевел взгляд на пишущего человека и уже было открыл рот, но…
— Он нам не помешает, — покачал головой Мирон.
Потребовалось пять минут, чтобы Генка, неудобно скрючившись над столом, написал под диктовку чиновника заявление. Наконец, он поставил подпись, потом, повинуясь шепоту чиновника, начал снова писать на втором листе. Едва закончил, Мирон жестом отправил его к двери и припечатал в след:
— Жди в коридоре.
Поднял меня из кресла:
— Ева, твой черед.
Чиновник встал, уступая мне место в своем капитальном, тяжелом кожаном кресле, склонился над моим правым локтем и начал тихо объяснять:
— Вот заявление в ЗАГС с просьбой о разводе вашего почти бывшего мужа, вот его же заявление в суд с просьбой развести вас в его отсутствие в связи с обстоятельствами. Вам нужно написать такое же заявление в ЗАГС, а повестку в суд вам пришлют или дадут на месте. Пишите, не спешите.
Передо мной появился чистый лист, и я начала под диктовку писать.
Тут зашуршал бумагами и заскрипел стулом все еще что-то писавший человек. Я отвлеклась, потом продолжила и дважды написала одно и то же слово. Я виновато и беспомощно глянула на чиновника. И вспомнила, как ужасно неудобно, что все ждут меня, что нарушился естественный порядок очереди и дел.
— Ничего, ничего, — успокаивающе пробормотал чиновник и положил передо мной новый чистый лист.
Наконец, я управилась, освободила кресло. Мирон подхватил меня под локоть. И мы еще пять минут наблюдали, как нотариус — оказывается, всего лишь нотариус — заверял все три листа, делал три записи в свой гроссбух, везде поставил печати и расписался, сложил листы в папочку и, отдав ее Мирону, сказал:
— Отнесете в свой районный ЗАГС, товарищ подполковник.
Они пожали друг другу руки, и мы с Мироном покинули кабинет. И чуть не забыли Генку, устремившись на выход. Он сам напомнил о себе, догнав нас.
— Свободен. Возвращайся в поезд. Все дальнейшее вас не касается. Проблем не будет, — Мирон дал Генке отмашку рукой.
Я сняла с пальца обручальное кольцо и отдала Генке.
Он растеряно смотрел на кольцо на своей ладони. Поднял глаза на Мирона. В его глазах не было сожаления, только растерянность и злость.
— А это… — он кивнул на кольцо.
— Оно есть в декларации. Проблем не будет. Иди.