Попались и Пропали
Шрифт:
Руана села. Руана прозрела. Руана всей душой возмутилась: этот поганец бы ещё права качал!
— А рожа не треснет? — машинально пробормотала она.
— Рожа-то? — чуть отмякнув, хмыкнула критически настроенная старуха. — У этого не треснет. И у папаши его не треснет. Зря он, что ли, сынку такую выгодную невесту сосватал? Много ли на свете девиц, за которыми целые поместья отваливают?
— Отвалили бы, — сползая с кровати, поправила её Руана. — Сложись всё иначе. Я была готова отказаться от своих прав только ради Ати. Не ради
— А кто им о том заявит? — издевательски осведомилась кормилица, помогая стаскивать ночную рубаху. — Твой отец нынче кругом виноват. Это его дочь сбежала. Император его накажет, и слова против не скажешь.
— Император? — задумчиво пробубнила под нос Руана.
Получилось зловеще. Не нарочно, но уж, как вышло.
— Ты чего задумала? — тотчас насторожилась Урпаха.
— Потом узнаешь, — отмахнулась она. — Давай мыться. А то и вправду опоздаем.
— А ну, говори! — топнула ногой кормилица, ища взглядом что потяжелей.
— Потом! — набычилась Руана, уперев руки в боки.
— Упрямица, — покачала головой мудрая старух, знавшая, когда лучше не спорить.
Мылась она тщательно: будто собиралась на приём к врачу, где её разденут и станут мять в разных местах. И где благоухать «нечистотами» как-то стыдно.
Затем Руана уселась за стол и подставила кормилице голову. До чего уж терпеть не могла, когда её волосы туго скручивают и заворачивают во всякие кренделя, но сидела, не пикнув.
— Горюшко ты моё, — запричитала под нос Урпаха с какой-то показной театральщиной в голосе.
— Мамушка, ты чего? — удивилась Руана.
— Не мешай! — рыкнула та, закрепляя свёрнутую прядь длинной шпилькой с серебряной блямбой на конце. — Как положено, так тебя и провожаю.
— Куда? Так провожают замуж. А я не туда собираюсь. Меня там скорей выпорют, чем обласкают.
— Кто знает? — туманно пообещала всяческие неожиданности всевидящая старуха.
Накаркай ещё — мысленно окрысилась на неё Руана, не осмеливаясь делать это вслух. Тоже придумала: замуж! Когда-нибудь наверняка — все там будем. Но сегодня мы не договаривались. Она ещё не нагулялась.
К подставке с платьем кормилица подходила, как смертник с гранатой к рычащему танку.
— Ну, вот, — язвительно объявила мастерица, сдёрнув с обновлённого наряда покров. — Как просила. Готово твоё позорище. Девки в три управились. Я им сверх обещанного уплатила. Вчера последние швы сама подбирала. Вроде получилось, — с виду недовольно, но всё же любовалась она отменной работой.
Серебряная парча штука вредная: чуть где шов вильнёт, сразу встанет колом. Пышные юбки из неё выходят деревянными. При ходьбе ходят ходуном единым монолитом. Может, кому-то и нравится щеголять в несгибаемой бочке, но у Руаны это вызывает чувство, будто она селёдка пряного посола.
А вот облегающее платье из парчи вполне себе ничего. С умеренно расклешённой книзу юбкой и такими же рукавами.
— Стой спокойно! — нагавкала на егозу кормилица, затягивая на спине шнуровку.
— Колется, — пожаловалась Руана, елозя в жёсткой обнове.
— Сама нормальную рубаху поддевать отказалась, — резонно заметила Урпаха. — Может, всё-таки наденешь?
— Ни за что!
— Тогда умолкни и терпи!
Когда со шнуровкой покончили, остался последний штрих.
— Вот, — кормилица с трепетной осторожностью развернула на столе какой-то свёрток из тяжёлого малинового бархата. — Мачеха твоя принесла. Пока ты спала. Велела обязательно надеть. Это де её покойной матушки. От сердца предложила. Чтобы в лад с парчой легло.
Руана не без труда присела на край кресла в плохо гнущемся платье. Старуха уложила ей на грудь тяжёлое широкое ожерелье с алмазами. Потом защёлкнула на запястьях такие же широкие браслеты, моментально оттянувшие руки.
— Мамушка, я в них, будто в кандалах. Сними.
— Не помрёшь.
— Помру.
— Вставай! Будет она мне ещё упираться!
Руана встала и отошла от стола, чтобы поместиться в небольшом зеркале по максимуму. Поместилась, пригляделась, поняла, что толком ни черта не видать, и плюнула: и так сойдёт!
— Ну как? — спросила она у кормилицы.
Та отошла, как можно, дальше и критически оглядела воспитанницу с ног до головы. Вздохнула и вынесла вердикт:
— Позорище, — после чего с присущей ей логикой уточнила: — Но ты хороша!
С чем Руана и покинула спальню, начав свой путь на Голгофу.
Облегающее платье заканчивалось небольшим шуршащим по полу шлейфом. За который развернулась натуральная борьба не на жизнь, а на смерть. Волочить супер дорогую ткань по земле Урпахе виделось страшным кощунством. Но рачительная старуха уступила.
А зря. Потому что теперь Руана была занята единственной проблемой: как бы не свалиться с лестницы и не расквасить физиономию из-за проклятого шлейфа. Который сползал за ней по ступеням и норовил попасть под ноги. Лишь выйдя на площадь, она выдохнула с облегчением: жёсткий парчовый хвост следовал за платьем чинно, не комкаясь и не мешая.
На пороге знакомого зала для приёмов Руану поймал Викрат. Вид у него был не оскорблённый — чего она страшно боялась — а неуместно деловой.
— Сердишься? — с трудом глядя ему прямо в глаза, осторожно поинтересовалась непричастная участница событий.
— На что? — опять-таки деловито уточнил Таа-Дайбер.
— Из-за Ати.
— А ты тут причём? — удивился он, подпихивая таарию к распахнутым парадным дверям. — Давай, не тяни.
— Раз не сердишься, — приободрилась Руана, — помоги прошмыгнуть как-нибудь незаметно.