Поперека
Шрифт:
– Ты первый, – польстила Люся и вновь съежилась, готовая к его насмешкам. Но Поперека милостиво воспринял ее слова. Худо ему было сейчас, тоскливо, да и Люська – в самом деле, добрый, добрый человек. И малосчастливый. Наверное, давно бы повесилась, если бы не было своего угла – спасибо ее бывшему мужу, строителю, оставил ей, уходя квартиру. А выдержать ее дольше одного вечера трудно – своим тоненьким голоском говорит-говорит, да еще стишки читает. Правда, сегодня помалкивает, но глаза за нее говорят.
– Понимаю, ты можешь сказать словами Тургенева: кто пожил, да не сделался снисходительным к другим, тот сам не заслуживает снисхождения. Я снисходителен, снисходителен, но сколько же можно?! Помнишь анекдот? Актриса режиссеру: “Почему мне в сцене выпивки вчера подали обыкновенную воду? Я требую, чтобы подавали настоящую водку!” – “Согласен. Но с условием, что в последнем акте вам подадут настоящий яд”. Апломб бездарей! Ты же помнишь?.. Я приехал сюда и тебя встретил...
– Через столько лет!.. – пропела Люся. – Я специально тоже...
– Дело не в этом! Не могу сказать плохого об этом городе... но Будкер в ИЯФе создал новый механизм общения, где свободные отношения между людьми, критика не имеет личностного характера, она по существу. Идет интенсивный обмен мнениями! Но здесь, ха-ха, если использовать этот стиль, получаешь в физиономию, так как здесь воспринимают критику идей как личностную... К тому же у меня к дерзости, увы, предрасположенность. Ну, ты знаешь, наследственное, казачье... да плюс вольное воспитание...
– Да уж! – хихикнула Люся. – В таком поселке выросли – воры да бандиты!
– Это создает определенные сложности. Я понимаю, мог бы добиться всего легко и просто, будь более коммуникабельным, следуя идеям Карнеги. “Умей слушать... если хочешь что-то с человеком обсудить, то прежде спроси: что ему нужно... ля-ля...” А я на это не обращал внимания. Я считал: форма общения не столь важна. А оказывается, другой мир живет по другим законам, для него форма важнее смысла.
– Да, да, – радостно кивала Люся, разглядывая любимого. Она выпила свою рюмочку.
– А во-вторых, личностное восприятие для меня – нонсенс! Если критикуют мои идеи, так это не меня. Я всегда могу ошибиться. Да, я этого, например, не понял. Ну и что? Но я зато сделал то-то и то-то. Почти каждый человек в жизни что-то доброе сделал, это как бы опора, на которой он стоит. И после этого вы говорите: я дурак?.. Но я же это уже сделал!
– Ты очень, очень великий, – уже заплетающимся языком поддакивала вторая, нет, третья жена Попереки.
–
– Ха-ха-ха!..
– Отсюда – если ты не с нами, ты против нас! Заповедь Моисея!
– А я чисто русская...
– Дело не в этом! Дело в убожестве посредственностей!.. Дело в том, что... – Она тенью скользнула возле столе и, ловко опустившись ему на колени, прилипла горячими тонкими губами к его губам, но он еще долго мычал, что-то объясняя ей и всему миру...
16.
Люся, конечно, не дала ему толком отдохнуть. На рассвете, когда Петр Платонович выпроводил ее и с ноющим сердцем, с посверкивающими пятнами в глазах лег, чтобы все же выспаться по-настоящему, – к его досаде зазвонил звонок двери.
– Кто?.. – простонал из постели Поперека.
На лестничной площадке что-то пробубнили. Кажется, не женщина. Пришлось встать и открыть.
– Здравствуй, родной наш... – это явился Рабин в сопровождении какого-то грузного, неповоротливого человека в белесом пуховике, с детским лицом, с белыми ресницами и белой челкой, будто весь в муке. – Знакомься, Леша Заовражный, спец по интернету.
– Что? Опять? – тоскливо взвился Поперека, бегая перед ними босиком и еще не расслышав, с какими новостями пришли.
Рабин складывал ладонями в воздухе некий шар – это он так умолял выслушать.
– Мы с твоего компьютера полезли... Нет, Леша, рассказывайте сами.
Толстый белесый гость сел на стул, словно очень устал от ходьбы, помолчал, тяжело дыша..
– Позвольте сначала маленькую лекцию. У вас есть время?
– Есть, есть, – за Попереку ответил Рабин. – Мы в этом не особенно шурупим. Мы же только пользователи.
И странный гость, отдуваясь, страдальчески глядя перед собой, начал рассказывать, какие нравы в мире Интернета. И еще не ничего не поняв, Петр Платонович с жгучей злой радостью в сердце стал готовиться к новости, которая что-то наконец объяснит в истории с ужасными электронными письмами Жоры Гурьянова из США. Если этого не произойдет, зачем они здесь, да так рано?