Попкорн
Шрифт:
Брюс застонал сквозь зубы: теперь он был по-настоящему зол. Его уже не волновало, что о нем подумают юные создания. Надо было срочно разбираться с этим типом, который взялся анализировать блестящие, умные, смелые кадры из фильма Брюса с позиции допотопных представлений о пристойности.
— «Тут есть на что поглядеть» — очень важная фраза, ключевая, центральная фраза всего фильма! Она необходима для того, чтобы моя режиссерская идея дошла наконец до самых тупоголовых зрителей.
Атмосфера неловкости сгущалась. Подобные рискованные споры в наши дни нечасто случаются в университетских аудиториях — там все отлично понимают, какими последствиями чреваты высказывания, потенциально
— Я, мистер Чэмберс, отдаю себе отчет в том, что кому-то будет неприятно смотреть этот эпизод. Я также допускаю, что кто-то может найти созданные мною образы возбуждающими. Девушку подвергли грубому насилию, связали, ранили из пистолета, раздели, а потом, когда она находится при смерти, к ней под юбку лезет незнакомый мужчина. Мне подобные образы даются нелегко.
— Отрадно слышать.
— Поэтому, осознавая лежащую на мне ответственность, я помещаю их в особый смысловой контекст. Показываю реакцию мистера Кокса с точки зрения интимных органов героини.
— Вы показываете, как он с улыбкой сообщает, что под юбкой у героини есть на что поглядеть.
— Вот-вот! — воскликнул Брюс. — Но заметьте, как он это сообщает! Не ахает: «Вот это да! Я тут копаюсь в интимных органах умирающей! Это ж полный улет! Обалдеть можно!» Он пожимает плечами и говорит: «Тут есть на что поглядеть». Ему это все не нужно. Он спокоен, безразличен… Просто такая у него работа. Как я сказал, для него это всего лишь работа, обыкновенная американская работа. И именно это я хочу донести до зрителя.
Профессор вздохнул. Его уже тошнило от кино. Наркотики, стрельба, интимные органы и бесконечные ругательства вгоняли Чэмберса в депрессивное состояние.
— Давайте посмотрим следующий эпизод, — сказал он устало и кивнул студенту, отвечавшему за проектор.
Киноаппарат зажужжал. Следующая сцена происходила в грязном придорожном баре. Полураздетая женщина танцевала под медленное кантри в исполнении музыкального автомата. У стойки бара сидели двое неприятных грубых дальнобойщиков и не сводили с нее хищных глаз.
«Ну, тут, — подумал Брюс, — у старой свиньи не будет возражений».
Глава шестая
Мускулистый мужчина и его девушка по-прежнему лежали в номере мотеля. Программа «Кофе-тайм» давно закончилась, и теперь они смотрели фильмы на видео.
Женщина на экране танцевала под музыкальный автомат в придорожном баре.
— Милый, меня уже тошнит от телевизора, — сказала девушка.
— Помолчи, малыш, — ответил мужчина. — Я очень занят. Хочу кое-что проверить.
— Что ты хочешь проверить? Ничего ты не хочешь проверить! Просто смотришь глупые фильмы, которые видел уже сто раз. Давай лучше куда-нибудь сходим.
— Я занимаюсь планированием нашего спасения, дорогая, — мужчина был слегка раздражен. — Понятно? Потому что у меня теперь есть план. Ты же хочешь спастись, драгоценная?
— Конечно, хочу. Все хотят спастись.
— В таком случае заткнись, дорогая.
Он снова уставился на экран и прибавил звук. В номер полилось тягучее медленное кантри, мелодия, записанная кем-то тридцать лет назад и прозябавшая в неизвестности до самого последнего времени, когда она вдруг выбилась в хиты. Любая вещь со временем может обрести какую-то ценность, а бессильные потуги одного поколения — стать культовым китчем для другого.
Женщина продолжала танцевать. И какая женщина! Мечта дальнобойщика, волшебный сон ковбоя! Она была из белой бедноты, но выглядела как представительница белой бедноты, только
Есть детская игра, по правилам которой нужно танцем изобразить абстрактное понятие, например, голод или ветер. Женщина на экране изображала оргазм. Ее бедра, плечи и скользящие по полу босые ноги словно говорили о том, что этот танец в одиночестве среди бела дня в придорожной забегаловке является для нее верхом сексуального наслаждения. Иногда она даже запускала руку между ног и брала несколько быстрых аккордов на узкой полоске шортов ниже молнии.
Если это и не было публичной мастурбацией под музыку, то уж, во всяком случае, убедительно ее имитировало. Зрелище не укрылось от внимания двух увальней ковбойской наружности, которые сидели, привалившись к стойке бара и примостив пивные бутылки на свои пивные животы. Они, конечно, глазели на женщину, причем глазели с вожделением. Можно даже сказать, что при виде ее у обоих текли слюни. Челюсти у них отвисли, а джинсы в положенном месте вздыбились. Если бы не препятствие в виде необъятных животов, эти две части тела в конце концов непременно встретились бы.
— Уххх пффф, — сказал один из ковбоев.
— Ухххх, — согласился второй.
Несмотря на убогость их лексикона, было ясно, что обсуждаются прелести юной красавицы. Ей, видимо, польстило проявленное к ней внимание, и она начала потихоньку двигаться в их сторону. В переводе с телесного языка ее движения означали нечто вроде: «Если у кого-нибудь из вас, джентльмены, возникнет желание грубо мною овладеть, вы можете всецело на меня рассчитывать». Так, по крайней мере, интерпретировал ее поведение тот «джентльмен», что был побольше и пострашнее видом. Он высвободил табурет из объятий своего обширного зада, сплюнул на пол табачную жвачку и с довольным похрюкиванием направился к увлеченной танцем полуголой соблазнительнице.
Какой разительный контраст являли собой эти двое! Она была до боли прекрасной и соблазнительной живой куклой. Он — отвратительным чудовищем с бутылкой пива в руке, горою подбородков, напоминающих стопку жирных оладьев, и необъятным брюхом, которое, вероятно, не умещалось в пределах одного часового пояса. И если ее грудь игнорировала законы Ньютона, то его брюхо, видимо, излучало собственное гравитационное поле. Как бы там ни было, женщина, похоже, считала его привлекательным.
Все в ее поведении свидетельствовало о желании. Она надувала губы и, продолжая извиваться, льнула поближе к мужику. Его неуклюжие движения и похотливое похрюкиванье, казалось, возбуждали ее и толкали на еще большую откровенность. Она взяла у него из рук бутылку и, хотя пива там было только на дюйм, приложилась к ней. Мужик порядочно просидел с бутылкой, и оставалось только догадываться, сколько в ней пива, а сколько слюней. Но женщина жадно присосалась к горлышку, и ее сочные губы елозили по стеклу, словно говоря: «Вообще-то я предпочитаю делать это с пенисом толстого и уродливого дальнобойщика».