Поплачь о нем, пока он живой
Шрифт:
Любава подождала, пока облачко пыли скроется за следующим холмом, и бросилась в конюшню. Надо было торопиться, пока отряд ещё не ушел слишком далеко и Дунгром не хватился ее. Ещё со вчерашнего вечера она собрала походную сумку и перенесла её в стойло Грома, а сегодня под верхней накидкой на ней был надет походный темно-зеленый костюм. Тенью проскользнув к Грому, девушка быстро скинула ненужную накидку, застегнула походный плащ, приладила на пояс свой любимый меч — подарок Горыни, и, никем не замеченная, вывела Грома окольными путями из замка. Десять минут спустя конь уже мчался во весь опор знакомыми лесами, а Любава временами
"Я пойду параллельно им, лесом, неподалеку, — думала она. — Бьёрн не заметит, а мне спокойнее…"
…Лошади шли ровной рысью по знакомой дороге, дружинники привычно переговаривались, пересмеивались, а Бьёрн по традиции молчал. Но в этот раз не расслабленно и лениво прислушиваясь к досужей болтовне, а с всё нарастающим напряжением оглядываясь кругом. Сломанная ножка кресла и слова Любавы не выходили у него из головы. Что-то должно было произойти, и, может ему действительно не стоило никуда ехать?..
На лес спустились сумерки, и в отряде уже начали поговаривать о том, что неплохо бы и остановку сделать, но Бьёрн как будто не слышал, да и ещё словно назло, приказал дружинникам надеть броню. Многие усмотрели в этом только издевательство, но нашлись и те, кто понял и насторожился… И наверное именно это спасло отряд от мгновенного уничтожения, когда со всех сторон на них полетели стрелы. Кто-то всё же упал, кто-то прикрылся щитом, кого-то спасла кольчуга, но едва иссякли стрелы, как из придорожных кустов с гиканьем и улюлюканьем стали появляться воины. Хорошо вооружённые, в дорогой броне… Явно не разбойничья шайка. А ещё их было в два, если не три раза больше, чем людей Бьёрна, так, что становилось ясно: поредевшему отряду не выстоять.
Пешие кинулись на не успевших перестроиться конников, безжалостно врубились в их ряды, и в какие-то две минуты всё смешалось: крики людей и жалобное ржание раненных лошадей, лязг и звон стали и свист стрел…
Вскоре Бьёрн понял, что остался один. Весь его отряд, все верные ему люди лежали на земле, и среди них, похоже, было больше мёртвых, чем раненых. Ну что ж, и ему, похоже, не долго осталось: силы были уже на исходе, а рукоять меча стала скользкой от крови и грозилась вывернуться из ослабевшей руки. Как глупо получилось! Он все эти годы искал смерти, ждал её, надеялся избавиться от своей боли, и… и нашёл вдруг кое-что получше, нашёл то, на что не смел и надеяться, то, что вдруг вернуло смысл его жизни, растопило его вечное холодное одиночество… нашёл любовь. И вот теперь!.. Теперь смерть сама пришла за ним… И Любава в который раз оказалась права…
— Прости меня… — неслышно, одними губами прошептал он, прежде чем уронил меч да и сам упал со спины лошади, казалось, потратив на эти слова последние силы…
"Бьёрн!!!"
Любава зажала рот рукой, закусила губу до боли, чтобы задавить невольный крик. Гром плясал рядом, дергал узду, норовя броситься в схватку. Но девушка буквально повисла на нем, удерживая: сейчас она ничем не могла помочь мужу… Одна против многих — слишком глупая смерть…
"Что же делать… Что же делать…" — лихорадочно думала девушка, наблюдая сквозь ветви деревьев, как победители обирают трупы и утаскивают Бьёрна. Он был ранен, едва двигался, его тащили, как мешок, по земле… "Что же делать…"
Но ведь эти воины — люди же, правильно? А на дворе ночь. Им нужно будет стать на привал… На ночь они выставят часовых, но их убрать
Растерянный ужас сменился глухой ненавистью. Любава сузила глаза и вскочила на Грома. Отряд уже собрался и двинулся куда-то, Любава осторожно последовала за ним. "Не отдам я вам Бьёрна. Не получите вы его. Никогда…"
…Сильный удар о землю выбил из груди весь воздух и невыносимой болью отдался в ранах. Бьёрн плотнее сжал губы, не давая невольному стону вырваться наружу, и закрыл глаза. До этого он пытался понять, куда его тащат, но не мог сфокусировать взгляд, да и, честно говоря, не соображал, где они находятся: рядом с местом битвы или с момента его падения с лошади всё же прошло какое-то время и они успели отъехать?.. У него в голове всё смешалось, всё перепуталось, время потекло в какой-то странной последовательности, не так, как нужно, а так, как ему хочется, сливая все события в один бешеный водоворот, перемешивая всё, что было в его памяти: лица матери и Любавы, отца и человека, некогда бывшего его другом, волшебный город Иснарэл и разорённые дома северных деревень, тёмное полузабытьё тех дней, когда он был в плену, и неожиданный, несмелый поцелуй его жены…
— Вот он, — громом прозвучал над ним незнакомый мужской голос. То ли люди в отряде раньше молчали, то ли его сознание решило отозваться именно на него…
— Живой?
— Леший его знает… Вроде дышал недавно…
— Остолопы! Я вам что говорил?! Бьёрн мне нужен живым!!! Повторяю, живым!!! Привезём его на границу да покажем народу, какой у них на самом деле защитничек, что сам за себя постоять не может! Глядишь, и правда смута начнётся, а там уже и замок взять легко!..
— Так и мёртвого показать можно!
— Ты сам с трупом возиться будешь, бестолочь! И спать с ним рядом!
Кто-то наклонился к нему, проверил кровеносную жилу на шее: бьётся ли сердце?
— Да живой он, живой. Не кипятись, господин.
Бьёрн открыл глаза. Голос этого «господина» казался ему странно знакомым, и… и он не ошибся. Это был именно тот, кому не следовало оставлять жизнь, после того, как он отбил замок своего отца, тот, кому не следовало доверять…
— Живой, — удовлетворённо отметил он. — Тогда связать. Знаешь, Бьёрн, ты как был глупцом, так им и остался. Нельзя же всему верить на слово! Уберите его отсюда…
…Среди ночи Бьёрн снова очнулся, но на этот раз оттого, что что-то острое и холодное прикоснулось к его рукам. Секунду спустя веревки ослабли, и чьи-то мягкие ласковые ладошки тронули его лицо.
— Бьёрн… — послышался совсем близкий шепот. — Бьёрн, очнись…
Он с трудом открыл глаза и безуспешно попытался сфокусировать взгляд на сидевшей перед ним фигуре. Настолько разбитым он себя, наверное, не чувствовал никогда. Тело не хотело слушаться, голова бессильно свесилась на грудь, он зажмурился, с тоской понимая, что это, похоже, конец.
— Бьёрн… Бьёрн, очнись, пожалуйста… Это же я, Любава… Бьёрн… — девушка подвинулась ещё ближе, прижалась к груди, несколько раз поцеловала. — Это же я… Бьёрн, очнись, нам нужно идти… Слышишь? Нам нужно идти…
Он снова открыл глаза и помотал головой, за что тут же поплатился головокружением, и не слушающимися, пересохшими губами прошептал:
— Любава…
— Тише, — девушка прикрыла ему рот ладонью, осторожно погладила рукой по щеке. — Тише. Услышат, я одна не отобьюсь. Нам надо идти, Бьёрн. Тебе нужно встать.