Поповичи. Дети священников о себе
Шрифт:
Паства отца Иоанна была очень многочисленна. Поэтому нет ничего удивительного в том, что связан с ним был не только мой папа, но и Правдолюбовы, о чем и рассказал мне отец Владимир:
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) еще при жизни многими людьми почитался как святой. Не назывался таковым, но именно почитался. Я прекрасно помню, как мы регулярно всей семьей, почему-то зимой, ездили к отцу Иоанну. Помню этот поезд, помню ночную побудку, когда поезд подъезжал к Пскову (или к станции Печоры – тогда еще была такая станция). Выгружались в мороз, который спросонья казался в три раза холодней. Стоишь на перроне – спать хочется безумно. Помню, раз ночевали в холодном храме прямо в монастыре. И Печоры у меня всегда ассоциировалась с зимой. Я весной в монастырь впервые попал только с супругой и двумя детьми. Всегда любил образ зимних Печор и люблю его до сих пор. Хорошо помню одно из таких наших посещений батюшки, я был то ли дошкольником, то ли учился в начальных классах. Мы всей семьей сидим, тихо ждем в келье отца Иоанна: он еще у себя в комнатке, наверное, молится. И вдруг –
До Пюхтиц мы добирались от Новгорода на автобусе. В дороге меня, сильно уставшую, укачало. Сдерживая тошноту, я старалась угнездиться в болезненном полусне и неожиданно увидела икону Божией Матери, обращавшуюся ко мне. Совершенно не удивившись тому, что со мной говорит икона, стала слушать. В этот момент в сон ворвался папин голос, требующий подъема – приехали. Я старалась не шевелиться не из лени или по болезни, мне было необходимо дослушать. Не случилось. Я так и не смогла восстановить, о чем был разговор. А за всю мою жизнь я так и не смогла узнать «подружившийся» со мной образ… Едва мы выбрались из автобуса, меня прозаически вырвало. Так закончилась моя первая попытка приобщиться к чуду.
Была, правда, и более удачная встреча с необъяснимым, хотя ее можно смело назвать совпадением. То лето мы проводили в Дмитрове. Однажды я стала приставать к папе: мне непременно понадобилось забраться на чердак. Не то чтобы я была большой любительницей лазить по чердакам (тем более что внутренней лестницы не было, только приставная к дому – старая, полусгнившая, пошатывавшаяся от каждого нашего шага вверх), но хотелось ужасно. Папа отнекивался, но несгибаемая сила воли и упрямство давали себя знать уже тогда. Отцу было проще согласиться. Мы залезли.
Я не помню ни пыли, мерцающей в лучах солнца, ни балок, ни вещей полусгнивших. Ничего такого, чем можно было бы наполнить, живописать наши чердачные приключения. Ни даже того, как я обнаружила икону (папа потом говорил, что он о ней помнил, но я-то этого не знала и знать не могла). Чья это икона, я узнала, только когда мы спустились, – на окладе было вытеснено имя: Пантелеймон. А потом папа посмотрел висящий на стенке патриархийный календарь: я требовала, чтобы мы взобрались на чердак, и нашла образ 9 августа – в день памяти великомученика и целителя Пантелеймона. Икона стоит у меня на полочке.
Чудеса, или, если угодно, необъяснимые истории, происходили конечно же не только со мной. Немало моментов пересечения с необъяснимой благодатью было в жизни диакона Владимира Правдолюбова.
Один случай я потом вспоминал много раз. Мы ездили с мамой, с ее знакомой – прихожанкой из папиного храма и с моей будущей супругой Татьяной на Кий-остров, где патриарх Никон в 1656 году основал Крестовоздвиженский монастырь. Маленький, по-моему, полтора на два километра, остров – камни и сосны. Дивной красоты место. Мама моя – большая любительница Русского Севера, а я на нее больше похож и внешне, вплоть до такой же субтильной комплекции, и ее любовь к Северу мне близка. В советское время в монастыре сделали, естественно, дом отдыха, куда мы взяли путевку на неделю. Гуляли много. Хотя вода кругом, купаться там почти невозможно – холодища, Белое море. А 19 августа, на праздник Преображения Господня, мы с Танюшей идем к завтраку. Идем и чувствуем запах ладана. Думаем: это же монастырь. А мы идем к центру острова, где столовая, там был храмовый комплекс, где осталось здание собора. Рассуждаем: может, приезжал батюшка? Хорошо, что он был на Преображение (мы слышали о том, что священник из Онеги в какие-то праздники служил там молебен)! А через какое-то время узнаем: батюшка не приезжал. Не может быть! А ведь запах ладана ощущал на Соловках дедушка Анатолий, когда он был в заключении, сохранились его воспоминания: «Я такого прекрасного аромата ладана в жизни никогда не чувствовал!» И никаких служб там тогда точно не было. Такие схожие факты наставляли и укрепляли меня всегда.
Пюхтицы меня потрясли. Сестры, впечатленные папиной идеей путешествия с дочерью, кормили нас вкусной сметаной, творогом с медом и рассказывали, что у них 70 гектаров земли, которую они обрабатывают сами, стадо из 50 коров, настоящее хозяйство, каких я прежде не видела. Поскольку я была маленькой, работать, трудничать нас не просили, а священник, оказавшийся там одновременно с нами, повел на прогулку. Дошли до кладбища. Сокрушаясь, он показал могилку послушницы, которая сбежала из монастыря, а потом вернулась: «Несчастная любовь, домашние неурядицы, и девушки сразу хотят в монастырь. А когда поутихнет горечь, так же быстро хотят вернуться. Хорошо, если не успели дать обетов». В семь лет я смутно догадывалась, о чем он говорит, скорее, воспринимала общий фон – к решению уйти в монастырь надо относиться очень серьезно и ответственно.
В Пустыньке под Ригой нас приютил удивительный человек – архимандрит Таврион (Батозский) [12] . Его биография и лагерные мытарства описаны довольно подробно. Я же помню лишь
Довольно долго я была уверена, что путешествовал с детьми только мой отец. Но оказалось, что такие поездки были обычным явлением в священнических семьях. Ксюша Асмус тоже путешествовала с папой, отцом Валентином:
12
Архимандрит Таврион (Батозский; 1898–1978) – известный старец и духовник. В 1913 г. ушел в Глинскую пустынь, где в 1920 г. принял монашество. После ее закрытия в 1922 г. подвизался в Новоспасском монастыре в Москве, в Свято-Николаевском – под Рыльском, в Марковой – в Витебске. С 1929 по 1956 г. находился в ссылках. После освобождения служил в Перми, во временно открытой Глинской пустыни, в Почаевской лавре, в Уфе. С 1969 г. – духовник Преображенской пустыни под Елгавой.
Мы поехали на две недели в Пюхтицы. Папа взял с собой меня и Лену (мне было 11 лет). Еще я очень хорошо помню, как папа нас брал гулять по Москве: мы ходили по Лефортово, он показывал немецкий квартал, рассказывал частично историю города, тех мест. Как-то папа меня взял с собой в гости к Сильвии Федоровне Нейгауз [13] . Визит к ней меня потряс: мало того, что я, естественно, полюбила с первого взгляда Сильвию Федоровну, она к тому же угощала нас зеленым чаем, о существовании которого я тогда впервые и узнала (кстати, ее отпевание было первым осознанием существования смерти, и я горько плакала)… С папой всегда было жутко интересно, а так как такое происходило редко – папа очень много работал, – это запомнилось навсегда.
13
Нейгауз Сильвия Федоровна (1906–1987) – российская альтистка, третья жена известного советского пианиста и педагога Генриха Нейгауза.
Часть вторая, когда мы жили на кладбище…
Прежде чем перейти к рассказам обо мне десятилетней, то есть к следующему этапу жизни, придется, пожалуй, вспомнить, как я наконец стала дочерью священника. Вернее, каким образом папа пришел к этому решению и рукоположению. Сначала мне рассказала об этом моя мама. И только совсем недавно, на Успение, когда исполнилось 40 лет папиного священнического служения, он кое-что рассказал и сам.
– Помнишь, как тебе впервые пришла в голову мысль стать священником и почему?
– Конечно, помню. Я поехал на практику на «Ленфильм», и мне наша сокурсница дала Библию (я ее попросил), и начальный импульс был дан. А после этого довольно часто стали попадаться книжки…
– При том, что их тогда не было.
– Так получилось, что книжки находили меня, а я – их. Существенно позже, хотя и не будучи еще церковным человеком, я стал искать Хомякова. Но до того, как пришел Хомяков, мне встретились Пастернак, Мандельштам и Ахматова. Попадались и люди. Сначала это были круги богемные, а уже кончая ВГИК, я встретил Николая Николаевича Третьякова, и это стало особенно дорого и драгоценно. Затем познакомился и со всей его компанией. Постепенно люди «сужались», как, когда на гору взбираешься, с подножия множество всяких тропинок, но, чем выше, тем их меньше. А под конец один только путь остается.
И, когда я окончательно пришел к Церкви, на Кузнецы, конечно (храм святителя Николая Чудотворца в Кузнецкой слободе), я почти сразу понял, что самое дорогое для меня теперь – быть священником. Стало нужным служить. Вот видишь, ничего загадочного, хотя прошло много лет, пока это реализовалось.
– И никогда больше не было сомнений? (Я-то вообще люблю посомневаться в принятых решениях. Хотя, если что решила, буду идти до конца.)
– Конечно, нет. Я стал церковным человеком, и для меня главным внутренним заданием было служить Церкви. А служить мужчина может практически единственным образом – став священником. Дальше я стал искать пути решения этого задания, что оказалось нелегко, поскольку у меня было высшее образование и довольно высокий пост в Министерстве машиноприборостроения: я был начальником отдела. Так что меня не очень хотели «отпускать».
Родившись при «развитом социализме», я понимала, о чем говорит отец. В то время стать священником человеку с высшим образованием, тем более с гуманитарным, было практически невозможно. Не брали их и в семинарию, по уровню образования равнявшейся техникуму. Даже если все экзамены сданы на «отлично». Кроме того, такие люди автоматически попадали под особо пристальное внимание КГБ, и дальше их жизнь становилась довольно напряженной.
– И ты никогда не жалел, что ушел из кино?
– Вот уж совершенно никогда. Я не из кино ушел, а из Госфильмофонда. И последние два года там было довольно противно. Я туда перетащил Стаса Красовицкого [14] ,и нам обоим было противно одинаково. И под конец я на просмотрах всегда засыпал, а в среднем у нас было два просмотра в день. Да еще писать потом.
14
Красовицкий Станислав Яковлевич – русский поэт, переводчик. В 1953–1957 гг. принадлежал к неофициальной группе поэта Леонида Черткова. Священнослужитель неканонической РПЦЗ(В).