Попутчик, москвич и водитель
Шрифт:
– Да пошли вы все на...!
– громко выругался я, добравшись до конца очереди, подлив тем самым масла в огонь, ещё не угасшего веселья.
В расстроенных чувствах доковылял до места, названного с моей, не знаю даже лёгкой ли руки, телевизором, уселся там на землю и продолжая думать о произошедшем, незаметно для себя, сожрал остатки сыра. Затем, переваривая его, вынул из мешка, лежащие на самом дне, так называемые деньги и стал их разглядывать, а заодно ещё раз и пересчитывать.
– Двенадцать медных монеток с надписью: "Не кури", с одной стороны и "Не пей", с другой - проговорил я для лучшего запоминания.
– Это будет тысяча двести. Ещё восемь только "Не пей" и пять "Не кури", итого: тысяча четыреста
Подбросив железки, вместившиеся в одну ладонь, попытался представить много это или мало. Мозги, пускай и сильно посрамлённые, всё же нашли вариант, как это можно сделать. Переведу всё в более привычные мне деньги, через цену на сыр, имеющуюся здесь и ту, которая установилась, на момент моего провала, дома.
– А сколько тогда моцарелла в магазине стоила?
– спросил я себя, словно незнакомого человека и сам же ему ответил: - А хрен её знает сколько. После всеобщего подорожания мне не до моцареллы стало.
Продажи на работе резко упали, а за ними и премиальные провалились в подвал. Денег перестало хватать даже на самое необходимое. Но это вчерашний день, а сегодня просто так сдаваться я не собираюсь. Одно дело проиграть заморскому выскочке, а другое самому себе. Пускай я в торговле, по местным меркам, и числюсь в аутсайдерах, зато в арифметике со мной тут мало кто сравнится. После некоторого колебания принял за стоимость одного килограмма сыра среднюю величину, приравняв её к пятистам рублям. Сразу же после этого сильно пожалел, что так не вовремя сожрал, ещё совсем недавно отягощавший мой мешок, колобок. Теперь поди вспомни, сколько в нём было веса?
– Да, пожалуй, на килограмм потянет - сделал я прогноз, ощутив тяжесть в желудке.
– Нет, не мог я килограмм сожрать за пару часов. Да ладно, какая разница кило там было или меньше, всё равно же приблизительно считаю. А если так, тогда прикинем, чего там у нас получается? Три местных копейки будут стоить, как мои пятьсот рублей. Умножаем пятьсот на тысячу четыреста двадцать один и получаем...
Вот так вот, стоит только потаскать тяжести, пожить рядом с безмозглыми животными и становишься обезьяной, для которой вершиной творчества является обыкновенная палка. Пока не нашёл её и не нарисовал на земле цифирки, так и не смог сосчитать, сколько же у меня в кармане рублей, а ещё на счёт своей гениальности в математике заикался. Да, опускаюсь прямо на глазах. Ладно, бог с ними с талантами, главное, чтобы здоровье было, а остальное куплю. И что там получилось по деньгам? На первый взгляд не мало и возможно я зря так паникую. Но чтобы окончательно разобраться с тем, сколько их на самом деле, надо изучить местный рынок, прикинуть, что там творится и по чём, а только потом делать окончательный вывод.
Ошибиться с дорогой ведущей в город при всём желании у меня не получилось бы, в том направлении был проложен только один маршрут и другого ожидать не стоит ещё, как минимум, тысячелетие. Возвышенности и каменные нагромождения не позволят его пробить. Топая в компании с несколькими незнакомыми мне лицами, провожая взглядом людей, идущих на встречу, не переставал размышлять над тем, какой коварный удар нанесла мне злодейка судьба и что теперь с этим всем делать. Реальный шанс, позволивший бы мне, да и моему так пока и не найденному товарищу хотя бы как то устроиться в этом будущем, чёрт бы его побрал, и тот выхватили из рук, бросили в пыль, и растоптали. Как же такое могло случиться, что мои навыки в торговле здесь, где всё так убого и недоразвито, вдруг оказались на таком низком уровне? Понимаю, что торговля двигатель прогресса и на неё все обращают внимание в первую очередь, но я и дома не сидел сложа рук, да и не смог бы хладнокровно почивать на лаврах достигнув определённых высот, умные головы, стоящие во главе нашего предприятия, не позволили бы этого сделать. А смотри ка, как все обернулось. Люди, загнанные обстоятельствами в угол, умудрились в этой профессии продвинуться на много дальше, чем мы, имеющие в своём распоряжении опытных учителей, правильные книжки, да интернет в конце концов. Вот что значит страстная тяга к жизни, я бы даже не побоялся этого слова, к лучшей жизни. Весело.
Как бы смешно всё это не выглядело,
– Да что ты будешь делать?! Отчего же так всё дерьмово!?
– вырвался у меня стон отчаяния и следом за ним трёхэтажный, отборный мат, своей красочностью приведший в замешательство незнакомых людей, идущих рядом.
Совсем скоро мысли о прошлом, будущем, профессии, навыках и возможностях ушли на второй план. Мной овладело неотвратимое желание набить морду и не кому бы то ни было, до такой степени внутреннего кипения ещё не дошёл, а человеку с чьей подачи место, куда я так ещё и не добрался, назвали нижним городом. Если бы кто нибудь предупредил меня час назад, что до него так не близко и, что он находится на столько высоко над уровнем моря, то я бы ему в ножки поклонился. Но, видно сегодня день отрицательных неожиданностей и подтверждение этому нашлось довольно быстро, сразу же за новым поворотом, куда ушла окончательно загнавшая мои ноги дорога, круто взбиравшаяся в верх все полтора километра пути.
Жилища возникли словно из ниоткуда, ещё три шага назад вдоль песчано гравийного полотна росли плотные кусты и рослые деревья, и вдруг вместо них появился одноэтажный дом, точно такой же, какие тысячами стоят по всему югу нашей страны. Невзрачный, приземистый, с облупившейся штукатуркой, с двумя окошками по фасаду, рамы в которых правда отсутствовали, но возможно лишь из-за жаркой и влажной погоды, установившейся здесь довольно давно. Была у него и черепичная крыша, и труба из обыкновенного, серого кирпича и забор, отделяющий палисадник от пыльной дороги, и даже лавочка с сидевшей на ней старушкой, присутствовали, и всё это делало нас такими родными и близкими, что мне на миг показалось, будто я снова дома. Чужими с этим городом, нас сделал следующий дом, воткнувшийся в склон горы задней стенкой и сильно походивший от этого на пристройку к землянке. А окончательную стену между прошлым и настоящим возвёл тот, что стоял с другой стороны улицы и одним своим краем, резко падал вниз, изображая из себя самую настоящую сторожевую башню. Дорога между постройками, между тем, так и продолжала идти под углом, градусов эдак в сорок пять, и это придавало началу населённого пункта ещё более странный вид.
С плоской поверхностью повстречаться так и не удалось, узкие переулки цеплялись за пространство корявенькими домами, проезжая часть, разделившаяся перед каменной грядой на две виляющих дороги, ползла всё выше и выше, лишь изредка ложась в горизонтальное положение и то только там, где её принудили это сделать трудолюбивые руки человека. Даже рынок, добраться до которого довелось минуте на сороковой, от начала моего пребывания в населённом пункте и тот состоял из трёх отдельных террас, куда попасть можно было по деревянным, скрипучим лесенкам, позволяющим одновременно находится на них не более двух человек. И всё это перемежалось с крохотными огородиками, где росли знакомые мне по прошлой жизни овощи, издающими зловонный запах мини фермами на одну, две козы или маленькую тёлочку, увиденною мной здесь впервые, с курятниками, построенными точно в таком же стиле, как и всё остальное, и отхожими местами, выведенными чуть ли не к самому краю дороги. Нет, в таком городе жить я бы не хотел. Не знаю, как там у них дальше, а то, что сейчас увидел мне не нравиться. Да и где здесь жить, всё что можно было занять уже занято, ставить шалаш в ущелье или проситься на постой туда, откуда доносится целый хор голосов? Узнать, есть ли места в гостинице? Так её ещё найти надо, сколько протопал по дороге, а ни одной не попалось. И что тогда остаётся? Только одно, идти на рынок, поглазеть, купить чего нибудь сладенького там и снова спускаться вниз, в "Одиночку", где мне, по всем приметам и будет самое место.
Торговые ряды, товары, горками лежащие на них, их качество и свежесть, и особенно продавщицы, молодые, глазастые и вот уж чего не ожидал здесь увидеть, пышнотелые, довели моё слюновыделение до такой степени, что пришлось у всех на виду, прямо рукавом, вытирать губы. Мне ясно, как божий день, что поживиться здесь могу лишь тем, что лежит на прилавке, но интересоваться начал совсем другим.
– Девушка, а вас как зовут?
– спросил я грудастую девицу лет так восемнадцати, с длиннющей, цвета платины, косой.