Попутчики
Шрифт:
– На рынке купил вещевом, за десять штук.
– Да ну! Кто же учебную гранату за десять штук продаёт? А деньги где взял?
– Кольцо у матери взял золотое, хотел усилитель купить новый. А учебная граната столько и стоит. Настоящая – четвертной.
– Ну, ладно, пока поверим. Сейчас запишем чистосердечное признание.
Пока Волков писал, Вовик уже ходил в присядку. Глаза его вылезли из орбит, по лицу струился пот. Наконец Слава протянул лист Вовику, тот не читая подписал и с надеждой спросил у Волкова:
– Можно?
– Да что, я тебя держу? Дверь, между
Вовик опять судорожно дёрнулся, подскочил к двери и, толкнув её, выскочил из кабинета.
– Вернуться не забудь! И чего он терпел, а, ребята?
С точки зрения закона никто к Волкову придраться не мог, если бы, конечно, кто-нибудь не догадался отправить на экспертизу его газировку, куда он, выпив свой стакан, незаметно кинул мочегонное.
Глава 5
– Что там с потеряшкой? Не нашёлся?
– Нет, Георгич. По-моему, он с концами.
– Не держи материал. Сколько уже прошло? Неделя? Отправляй в РУВД.
– Завтра отправлю.
– Он, кажется, с машиной пропал? Свяжись с 84-м, там парня одного прихватили за нападение на таксиста. Может, и наш вариант – его работа.
– Когда?
– Пару дней назад. Арестовали, наверное.
– Хорошо, узнаю, что там.
Когда Соловец вышел, Кивинов связался с опером из 84-го – Привет, это Кивинов. Юра, ты, что ли?
– Здорово, я.
– Что там за боец у вас задержан? Который таксиста опустил?
– А, Куприн. Так он отпущен.
– Как отпущен? Не понял.
– Следователь усмотрел 206-ю и его на подписку отпустил.
– Как 206-ю? Ну-ка, расскажи, как там дело было.
– Ты что, наше следствие не знаешь? А чего тогда удивляешься?
Куприну деньги нужны были на наркоту, он такси поймал. Когда мимо парка проезжали, он удавку водителю на шею набросил, а когда тот вырубился, выручку забрал и бежать. Думал, что водитель коньки отбросил. Но тот только сознание потерял, потом очнулся и к постовым. Те в машину к нему сели и давай по дворам кружить. Возле Ветеранов Куприна и тормознули.
– Ну, и какая ж здесь «хулиганка»? Чистейший разбой!
– Это мы так рассудили. А следователь – по-другому. Ущерб, говорит, какой нанесён? Четыре с половиной тысячи. У водителя только смена началась. А уголовная ответственность сейчас за госразбой с пяти тысяч наступает, поэтому состава преступления тут нет. Могу хулиганство возбудить. А по хулиганству, сам понимаешь, никого не арестовывают. Вот так. Самое обидное, что вроде как мы виноваты, что бандюгу отпустили.
Потерпевший же не врубается в наши заморочки. Он ко мне на другой день прибежал, а не к следователю – почему, мол, его выпустили, он, наверно, вам взятку дал. Вы все, менты, купленные. И ничего ведь ему не докажешь.
Обидно.
– Вообще обалдели. Причём тут размер ущерба? Это при краже ущерб важен, а тут – разбой, а по большому счёту покушение на убийство.
Этот следак что, кодекса не знает?
– Кодекс кодексом, а практика практикой. У нас много чего в кодексе написано, а в жизни всё наоборот. Ты, что ли, всё по кодексу делаешь?
– Ладно,
– Да это ж с вашей территории клиент, судимый, на Стачек живёт.
– Ладно, тогда сам найду. Пока. Кивинов положил трубку. Совсем следствие оборзело. Таких бойцов отпускают. Хотя чему удивляться?
Кресты-то переполнены, да и по арестанскому делу надо сроки соблюдать.
А если человек на подписке, можно и повременить.
«Куприн, Куприн. Я что-то не слышал, надо будет у Георгича спросить, что он из себя представляет».
Кивиновские тайваньские часы сыграли полдень. До отпуска оставалось двенадцать с половиной дней.
– Мишель, тебе ещё не надоело в ментуре?
– Да вроде нет. А к чему это ты?
– Да просто так. Хандра нашла. Пять лет назад всё по-другому было.
Может, устал уже? Не знаю. Мы тогда какие-то одержимые были, фанаты.
Азарт был. Опыта не было, а азарт был. А сейчас исчез. Хочется убежать от всего, спрятать башку в песок, как страусу, и гори всё синеньким.
– Да брось ты. Тоскливо – иди выпей, а хочешь – вместе пойдём.
– Нет, Мишель, водкой тоску не разгонишь и стакан проблем не решит.
А почему азарт пропал? Да потому, что всё равно стену кирпичную кулаками не пробьёшь, сколько ни бейся. Что от нашего азарта? Кому он нужен? Обществу? Начальству? Никому. Зачем стену долбать, если отсидеться можно. И что обидно, конца этому не видать. Смотри убийств сколько, а разбоев? Руки опускаются. Мы одно раскрываем, а сверху ещё десяток. Как будто потолок на тебя рухнул, а ты ручонками голову закрываешь. Не закроешься. Обидно, что от нас почти ничего не зависит.
Общество преступников производит, а мы их ликвидировать должны. А что мы можем? За последние пять лет хоть что-то в ментовке изменилось? Да ни фига. Люди на всех углах кричат: «Куда милиция смотрит? Куда милиция смотрит?» А вы сами куда смотрите, если дети ваши старух грабят, а вы их покрываете? Общество само производит преступников, само должно и уничтожать. Но не руками милиции. Мы так, за порядком смотреть должны.
Милиция, что ли, из человека убийцу делает? Нет, общество. А если столько убийств, значит общество поражено смертельно. И милиция тут не панацея. Как говорят наркоманы – поздно пить боржоми, если печень в штанах. Соловец говорит, сожми зубы и держи штурвал – это я ему тут про лётчика одного рассказал. Но самолёт-то падает. Тебе, может, не понять, что я тут наговорил. У тебя ещё азарт есть. Это хорошо. Если не растеряешь – молоток, а я, кажется, уже выдохся.
– Кончай, преступность всегда была и будет, а мы должны просто работать, как до нас работали и как после работать будут. А опустим руки – точно хана. И не фиг тут теории строить. А что сейчас время тяжёлое – это ты верно сказал. Но Америку ты не открыл. Помнишь, кино про Жеглова? Там Шарапов со стариком-евреем одним спорит, кто с преступностью покончит милиция или общество. Это сорок пять лет назад было, а спор этот ни в чью пользу так и не решился. Эры милосердия не наступило. Эра жестокости, скорее. Всё, кажется, пришли.