Попытка контакта
Шрифт:
'Морской дракон' резал форштевнем скорее темно-серую, чем синюю воду Черного моря. Вахту стоял первый помощник, а капитан вглядывался в закрытое облачным слоем закатное небо и думал.
Только самому себе он мог признаться, что отсутствие иномирцев беспокоит едва ли не больше, чем все остальные неизвестные опасности. И рыжий Тифор оказался бы куда как ко двору: с его-то способностями справляться с течью. А уж о молодой докторше и разговору не было: в мимолетном, но важном разговоре с хорунжим Неболтаем тот подтвердил, что младший унтер Зябков получил осколок бомбы точно в сердце - а Мариэла Захаровна посчитала это ранение
Следовательно, надлежало сделать все возможное, чтобы и потери в людях, и повреждения корабля были наименьшими. И потому все офицеры были вызваны в рубку.
– Господа, - тон командира был насквозь официальным, - я собрал вас, дабы выслушать пропозиции о завтрашнем бое. Прошу принять во внимание: мы не можем себе позволить значительные повреждения корпуса, также для нас неприемлемы потери в нижних чинах, ибо это уменьшит скорость подачи гранат, а, значит, и скорострельность гранатомета может упасть. Уж не говорю о том, что опытный гранатометчик у нас лишь один, и еще один малоопытный, а остальные и вовсе в этом деле... сами понимаете. Иван Андреевич, прошу первым высказаться вас как младшего в чине.
Мичман Шёберг пожал могучими плечами, потом наморщил лоб:
– Линейного боя нам не выдержать, посему наилучшей тактикой полагаю сближение на полном ходу, обстрел концевого и уход по прошествии не более двух минут. Если тот окажется неуязвимым, надлежит атаковать следующего. И так, пока гранат хватит.
– Лейтенант Мешков?
– Я рассуждаю, как артиллерист. Пятнадцати гранат нам хватит для определения того, защищен ли противник. Пять под нос, пять под корму, пять в середину. В наихудшей ситуации мы останемся с неприкосновенным запасом в семь гранат. Согласен с мнением мичмана Шёберга: наскок и уход. И если пытаться с недоступной для противника дистанции палить - есть риск остаться и без успеха, и без боеприпасов.
– Приму к сведению. Еще вопрос: можно ли что-нибудь сделать, чтоб защитить от осколков комендора и подносчиков в цепочке?
– и взгляд командира обратился на второго помощника. Тот задумался.
– Это разве что после похода. Фальшборта из железа. Какая-никакая, а все защита. А пока что...
– Понятно. Лейтенант?
Князь слегка улыбнулся.
– Моя идея тоже с дальним прицелом. Прорезать на палубе еще один люк, установить подъемник, на нем подавать гранаты из трюма. А на палубе останутся лишь комендор и непосредственно подавальщик рядом. Двое. Да, и вот что: уж если найдется железный лист, соорудить из него щит для прикрытия орудийной прислуги. Это тоже после похода, понятно. Хотя... пятнадцать гранат... есть идея. Ящик.
Тут глаза начарта загорелись нешуточным вдохновением.
– Вот представьте себе, господа: ящик, а в нем пятнадцать гранат. Принайтовить его рядом с гранатометом. Боеприпас укладывается заранее, как легко понять. При пальбе подносчик достает оттуда гранаты. Если после атаки разрываем дистанцию, то будет время в очередной раз заполнить ящик... понимаете?
– О, еще одна мысль. При этом Патрушев должен находиться в трюме. Если (господи, спаси и помилуй) Максимушкина ранят или убьют, то будет
– Идея хороша, мичман. Поддерживаю. Пусть уж лучше в ящик попадут, чем в людей.
– Господа, у меня вопрос: у нас есть из чего этот самый ящик сделать?
– А вот и поглядим. Кроев!!!
– Я!
– Вот что, братец. Надобно нам до завтра изготовить ящик такого размера, чтобы в него лежаком двадцать гранат влезло. Сможешь?
Любой понимающий дело боцман отличается запасливостью. В данном случае на должностные обязанности наложилось духовное наследство чрезвычайно экономных (чтобы не сказать скупых) голландских предков боцманмата Кроева. Его ответ был ожидаемым:
– Так точно, ваше благородие! Куда его потом поставить?
– Закрепи рядом с гранатометом, братец. Так, чтобы в бою удобно брать их было, - тут Семаков повернулся к офицерам, - как понимаете, господа, двадцать гранат - это чтоб с запасом. На этом закончим. Несите вахту, лейтенант.
В предутренние сумерки командира 'Морского дракона' разбудил матрос-посыльный:
– Ваше благородие, вахтенный в рубку просят. Сигнал, они говорят.
– Иду.
Через пять минут Семаков уже смотрел на серебряную пластину с тусклым красным огоньком посередине. Мешков (именно он стоял вахту) проявил осторожность:
– Направление и не поймать с точностью, Владимир Николаич. Сигнал на пределе. Еще хорошо, волнения почти что нет.
– Михал Григорич, прими пару румбов к югу. Еще неизвестно, кто там. Может, и не они.
Командир угадал: через минут десять сигнал отчетливо усилился.
– Плесов, буди мичмана Шёберга и поднимай команду. Завтрак отставить, с полным брюхом идти в бой нельзя. До точки пересечения еще с час ходу.
Командир бросил взгляд на циферблат лага и добавил:
– Через полчаса, самое большее, сигнальщики увидят мачты.
Семаков угадал. Сигнальщик Мягонький только-только выкрикнул: 'Корабли на вест-норд-весте!' - а у лейтенанта в руках уже была потертая жизнью подзорная труба.
– Они, голубчики. Михаил Григорьевич, гляньте, у одного стеньга сбита. Выходит, наши у Одессы отсыпали им гостинцев... Пора. К бою-у-у!!!
Рубка закрылась броневыми щитами.
– Кроев, давай цепочку! Двадцать гранат в ящик!
Боцман отсигналил дудкой, после чего дал словесную команду. Отдать ему справедливость: имя числительное было вполне цензурным.
Семаков бросил короткий взгляд на ящик и скомандовал:
– Максимушкин, Плесов: к гранатомету! Все прочим вниз! Патрушев, быть в готовности сменить Максимушкина.
Теперь уже вражеские корабли были видны полностью. Даже без подзорной трубы любой мог заметить следы повреждений на корпусах и такелаже четырех буксируемых фрегатов.