Попытка контакта
Шрифт:
Дома командир 'Морского дракона' наскоро проглядел листы и сразу же вызвал к себе своего старшего артиллериста.
– Вот, Михаил Григорьевич, глянь, что оружейники оттуда прислали. Сейчас вдвоем и начнем внимательно читать. Тебя как начарта в первую очередь касается.
Чтение заняло чуть ли не два часа.
– Что скажешь?
– А что тут сказать, Владимир Николаевич? Совсем другое орудие - это раз. Возможности у него куда поболее - это два. Придется
– Как артиллерист ты прав, Михаил Григорьевич, и твою точку зрения буду поддерживать перед начальством. Но это не все. Надо будет озаботиться переводом на русский. Пора Шёбергу дать понимание. Чтоб знал как двадцатипятифунтовый гранатомет, так и вот этот... который предлагают. Даже не знаю, как обозвать. Тьфу ты, пропасть, и слов-то таких нет. Но это не все. Перечти-ка еще вот от сих и досюда.
Князь Мешков вчитался в отчеркнутые ногтем строки. Последовал диалог, из которого ни один шпион ничего бы не понял:
– Мне сдается, это намек.
– Вот и я так подумал.
– Но адмиралу не докажешь.
– Я самому себе - и то не докажу.
Пауза. Мешков потратил ее на то, чтобы еще раз перечитать нужное место.
– Все равно сперва тем, что есть.
– Не есть, а будет. Но вот после...
Еще одна пауза.
– Негатор понадобится. Где найти?
Недолгое молчание.
– У Пирогова.
– ?
– Кто-то с тяжелым ранением, которого Мариэле вылечить не под силу. А так дадим возможность остаться на службе.
– Хорошо бы грамотного.
– Значит, офицера.
– Хороший унтер или кондуктор тоже сгодится.
– И все равно придется поклониться в ноги нашим знакомым. Без них подъемник не установить.
– Два подъемника. Старый гранатомет хочу оставить.
Тем же вечером в комнате Неболтая состоялся ужин - под хлебное вино, но в умеренном количестве. Гостей было трое, все состояли в пластунах и имели надлежащий опыт.
Для начала, понятно, говорили о пустяках. Но после того, как содержимое штофа уменьшилось на треть, разговор сместился в сторону серьезных тем.
– Очень нам, Тихон, понравился пистоль, что ты показал, да и ружьецо тож. Не поможешь ли в покупке?
– Отчего ж не помочь? Вестимо, помогу. Только привезут не сразу: может, три дни пройдет, а то все пять.
– Тут гутарили, что-де
– Быстро они не сподобятся. Это ж сколько пороху одного только собрать, людей опять же чем кормить, да коней тож.
– Мой знакомый флотский говорил: и угля запасти, потому как пароходов будет немало.
Пауза. Уровень жидкости в штофе упал еще раз.
– Я так слыхивал, что у наших запас невелик. Свинца маловато и пороху негусто, ядра для пушек опять же...
– Авось еще подвезут.
Последовал обмен мнениями о проблемах снабжения и о том, как именно надлежит поступать с ворами-интендантами. Оптимисты полагали, что внушения плетьми достаточно, пессимисты настаивали на пеньковой веревке.
И тут Неболтай ввернул небрежным тоном:
– А вот я вчера зуб болящий вылечил у одной тут. Четверть часа - и ничего не болит. Только что пришлось поголодать до утра. Получше, чем Колычиха сработала бы.
Слушатели проявили вялую заинтересованность.
– А чем те Колычиха не по нраву? Зубы она заговаривает с умением.
– А эта вообще не говорит - а лечит. Глянь!
Оскал (назвать это улыбкой было бы неточно) хорунжего вызвал сильный подъем интереса.
– Это она сделала?
– А то ж!
– Ну, зубы твои прям, как у молодого волка! Важно выглядят. И дорого взяла?
– Денег - нисколько. Я ей золотую цепку подарил, с малой висюлькой. Турецкая работа. Давно она у меня валялась. Дешево за нее давали, вот и придержал.
– Ну, старухе в ней же не щеголять, сама в деньги обратит.
– И не старуха она, молодая девка.
– Заливаешь, Тихон, аж через край идет. Где ж это знахарка бывает молодой?
– Знахарка? Как не так! Грамотная она, да не просто: в у-ни-вер-си-те-те училась. Вот те крест! Все-все лечить может. У меня на глазах одного унтера с того света вытащила. Ему чугунный осколок в сердце попал.
– Брешешь! Не может быть такого.
– Крест готов целовать! Сам видел! Она только что голову отрубленную обратно приживить не может.
– А руку или там ногу?
– Это пожалуй, плати лишь. Работа, говорит, долгая и трудная, но можная.
– И коней тоже лечит?
Хорунжий чуть призадумался.
– Сама не говорила, а врать не обучен. Не знаю.
– Ведьма она, что ль?
На этот раз задумчивый период оказался больше.