Попытка не пытка
Шрифт:
— А чего же вы тогда дверь закрыли? Настучит.
— Не настучит. Я ей за это премию хорошую плачу. За каждый раз по отдельному тарифу, — засмеялся предприимчивый дяденька.
Наш разговор упорно не хотел выруливать в нужное русло и носил несколько странный характер. Но все же это было лучше, чем ничего. Непонятная откровенность Чернова могла постепенно сослужить мне хорошую службу, это я чувствовала определенно.
— Что? Жена житья не дает? Или как? — спросила я, понимая, конечно, что интервью у нас вырисовывается несколько своеобразным — больше подходящим для газеты «Спид-инфо». —
— Сказанула! Ты что, дурочка совсем или только притворяешься? — отчего-то сразу осерчал Чернов. — Как будто не знаешь, что она у меня мэрская сестрица… Так что дело мое, в этом смысле, совсем мерзкое, просто швах.
Иван Васильевич нарочно сказал про жену так, что получилось тоже — «мерзкая», и с видом несчастной жертвы заглянул мне в глаза. Он явно всеми рычагами давил на жалость, как любят делать многие мужчины: уж такие они разнесчастные, бедные! Кто бы их пожалел, погладил — и желательно по самым интимным местам.
— Так, все же вернемся к конференции, — попыталась придать я голосу официальный тон, хотя при виде круглой, фальшиво-печальной физиономии Ивана Васильевича меня начинал поневоле душить смех. Вот нарвалась на чудика! Как там говорит про таких моя тетя Роза: седина в бороду — бес в ребро.
— Слушай, мне это уже надоело! — поморщился недовольно Чернов. — Не был я ни на какой конференции, даже не представляю, что там было. У меня в Турции свои дела имелись. Там на заседания только один придурок из всех зачем-то ходил, по фамилии Погорельцев. Какому нормальному человеку надо слушать всю эту белиберду?
— Говорят, Погорельцев пропал по дороге. Сейчас милиция ищет, — сказала я как бы между делом.
— Да? И черт с ним! — нисколько не огорчился Иван Васильевич. — Коммунист несчастный! Больной. Лучше бы он совсем пропал!
— Почему коммунист?
— Откуда я знаю? Я таких людей за версту вижу, у которых в голове не все дома! Чем больше они хотят, тем меньше имеют, а от этого всех остальных осуждают, у кого мозги работают. Не понимаю таких людей! На девчонок в гостинице и то денег пожалел! Настоящий псих! Хотел было я с ним по одному дельцу сработать — отказался! Говорит, я в такие игры не играю. Чистоплюй!
— Может, его более крупные дела интересуют? Например, наркобизнес.
— Ну уж конечно! — усмехнулся Чернов, опрокидывая в себя рюмку коньяка и даже не замечая, что я уже начала его допрашивать. — Нарко!
И он посмотрел на меня таким недобрым цепким взглядом, что сразу сделалось не по себе. Уж не промышлял ли сам Иван Васильевич чем-нибудь подобным?
— Эх-эх, — тут же перевел он разговор в другое русло. — Там в гостинице таких можно было турчаночек-полоняночек заказать, а этот отказался, все чего-то суетился как заводной. Какие у них попки! Просто шелковые. Ты, солнышко мое, не представляешь еще, какой я темпераментный мужчина! Все, кто со мной дело имел, с ума потом сходят… Я тебя на обманываю. Вот, посмотри сама.
И Иван Васильевич взял мою руку и прижал к своей ширинке, которая действительно вот-вот готова была лопнуть.
Черт возьми, во мне и самой от такой мощи на долю секунды даже шевельнулось желание. Но глядя в блестящие глазки
— Ах, детка, не смотри на меня с осуждением. В тебе просто еще говорит юношеский максимализм и скромность, раз ты всякими играми в журналистку прикрываешься. Но этого не надо, расслабься. Ты и представить себе не можешь, как нам сейчас будет хорошо, киска моя, — страстно прошептал Иван Васильевич, притискиваясь ко мне еще ближе и чуть ли не усаживаясь ко мне на колени. — Я вот честно говорю, что мне женщину надо два-три раза в день, иначе у меня головка начинает бо-бо. Расслабься, сядь поудобнее, смотри, какие у тебя ножки красивые. Здесь и сейчас. Ты понимаешь, как это мудро?
Конечно, восточную мудрость я прекрасно понимала. Но, с другой стороны, если бы я занималась сексом только по принципу «здесь и сейчас» с каждым, кто этого «здесь и сейчас» захочет, я должна была бы беспрерывно находиться в лежачем положении, едва выкраивая несколько свободных минуток на остальные дела.
В данном конкретном случае совет Будды нуждался в некоторой корректировке, это уж точно.
Но не успела я подумать, как лучше всего себя сейчас повести, как Иван Васильевич без всяких церемоний запустил мне под платье свою липкую, горячую пятерню и начал стаскивать с меня трусы, а другой рукой стал шустро расстегивать на себе ремень.
— Ну уж нет, — сказала я резко. — Так мы не договаривались.
— А как мы договаривались? — просвистел он мне в ухо. — Ты любишь другую позу? Ну тогда повернись…
Черт побери, он еще не успел раздеться, а уже стонал от наслаждения, как будто бы я изъявила полное согласие вступить с ним в интимные отношения.
Я поняла, что ничего другого не остается, как применить короткий отрезвляющий удар в пах. Стоны любителя «служебных романов» тут же сменились криком.
Иван Васильевич завизжал так громко, словно его пырнули ножом, так что я даже перепугалась: не умирает ли?
— Что случилось? — тут же с непомерной прытью вбежала в кабинет горбунья. Увидев, что шеф зажался и катается по дивану, она подскочила ко мне с кулаками и громко закричала:
— В чем дело? Тебе заплатили. Ты что, совсем спятила?
— Нет, по-моему, это вы здесь все спятили, — сказала я, вставая и одергивая платье. — Вас тут всех надо в психолечебницу сдавать, а то скоро на улице начнете прохожих насиловать.
— А ты что, не из «Анжелики»? — уставила на меня свою мышиную мордочку секретарша.
— Из какой еще «Анжелики»?
— Ну как же, центр досуга, я звонила, — пробормотала горбунья, видя, что шеф смотрит на нее страшными глазами. — Они сказали, сейчас пришлем лучшую девушку, они никогда не подводили…
— Во-первых, я не из «Анжелики», а журналистка городской газеты «Вестник Тарасова», — сказала я спокойно, видя, какое отрезвляющее действие производят мои слова на «винного босса». — Во-вторых, все, что сейчас мне говорил этот тип, я все же записала на диктофон. Думаю, эта информация может пригодиться, если он вдруг захочет стать Биллом Клинтоном…