Попытка не пытка
Шрифт:
— Ведьма! Старая сука! — закричал Иван Васильевич на секретаршу. — Это ты все подстроила, говори?
Продолжения я слушать не стала, а поспешила выскочить за дверь. В любом случае результатами визита к Ивану Васильевичу Чернову я осталась очень довольна. Если по какому-нибудь делу мне понадобится от него информация, то от «винного босса» я в любое время получу без труда любые сведения.
Впрочем, из разговора с Черновым я поняла, что с Погорельцевым у них были весьма натянутые отношения. Но почему? И на какой такой особый бизнес намекал «винный босс»? Неужто все же наркотики?
Решив
Назвалась журналисткой газеты «Комсомольская правда в Тарасове» и получила радушное приглашение сейчас же, немедленно приезжать.
— Нашего Михаила Михайловича хлебом не корми — дай пообщаться с журналистами, — пояснила, принимая меня в офисе корпорации, миловидная девушка. — Только одни от него уже через минуту выходят, а другие по целому часу сидят. У вас-то как, долгий разговор?
— Не знаю, — сказала я совершенно искренно. — Как получится.
И при этом слегка поежилась, как будто мне снова кто-то бесцеремонно полез под юбку.
Но Михаил Михайлович встретил меня по-товарищески — поднялся навстречу, пожал руку.
Я даже не успела начать задавать вопросы, как он уже заговорил сам:
— Я так понял, вы интересуетесь итогами конференции в Стамбуле? У вас есть диктофон? Так вот, тогда лучше записывайте, записывайте каждое мое слово. Откровенно говоря, на самой конференции я практически не присутствовал, но могу сказать несколько слов. Сейчас мы, патриоты страны, должны, как никогда, объединяться с восточными братьями. В наше время нужно иметь как можно больше союзников. У нас с Востоком все должно быть общим — идеи, оружие, лозунги — и тогда мы сможем кому угодно дать отпор. Лично я остался доволен результатами конференции и особенно теми неформальными встречами, которые состоялись в ее рамках, и потому…
— Вы сказали — оружие? — переспросила я.
— Что я сказал? — удивился Прошкин и быстро-быстро заморгал.
Неужто я случайно ткнула пальцем в небо, а попала в точку?
Михаил Михайлович уставился на меня в упор долгим, тяжелым взглядом.
«Черт, опять начинается какая-то чепуха!» — подумала я невольно.
И что это по весне во мне появилось такое особенное, что мужики начали буквально сходить с ума?
— Извините, вы не еврейка? — вдруг спросил Михаил Михайлович. — Как ваша фамилия?
— Иванова, — сказала я, спокойно выдерживая его взгляд. — Самая распространенная в Израиле фамилия.
— Понятно, значит, показалось. Просто такое, как у вас, сочетание темных волос и светлых зеленых глаз типично именно для еврейских женщин. И еще вот эта короткая стрижка.
Наивный. Он и не догадывается, что любая женщина при желании может стать похожей не только на еврейку, но и на папуаску. И в том, что у меня, натуральной блондинки, сейчас темные волосы, нет ничего удивительного.
— Вам не нравится?
— Нет, вопрос так не стоит, — пояснил Михаил Михайлович. — Просто, в противном случае, я не стал бы с вами разговаривать и тем более давать интервью, в какой бы газете вы ни работали. Но Иванова — это звучит… Это звучит…
— Гордо, — подсказала я.
— Вот именно, —
— Зачем же вы тогда ездили к нерусским, в Стамбул? Сидели бы уж лучше дома.
— Партия послала меня туда специально. Кстати, за эту поездку я смог собрать очень приличный компромат на разных людей, которые, боюсь, после этого не удержатся в своих креслах.
— На Чернова, наверное, тоже собрали компромат? — спросила я с любопытством.
— Он-то тут при чем? — удивился Прошкин.
— Как же, говорят, сильно не равнодушен к женщинам и вообще — аморальный тип…
— Здоровый русский организм, нормальная ориентация, — сказал как отрезал Прошкин. — Нет, вы меня, по всей видимости, не поняли. При чем здесь такие люди, как Иван Васильевич?
— А Погорельцев? Игорь Николаевич? Он тоже… из вашей партии? Его называют коммунистом…
— Этот? Этот еврей и наркоман? — возмущенно воскликнул Прошкин. — Ну уж нет! Когда придут времена настоящей чистки, он будет первым, кого надо будет сбросить под откос.
— А разве еще не сбросили?
— Вы о чем это? — удивился Михаил Михайлович. — И вообще, вы задаете какие-то странные вопросы. Может, вас кто-то подослал? Из идейных противников?
И Михаил Михайлович снова принялся разглядывать меня с таким пристрастием, что я содрогнулась. Блудливый осмотр Чернова был мне все же как-то ближе.
Я тоже, раз Прошкин так себя вел, беззастенчиво пялилась на собеседника.
Этот низенький чернявый мужчина с острым носиком, несмотря на свой ярый антисемитизм, сам был тем не менее подозрительно похож на еврея или на человека с восточными корнями. А туда же!
— Вы замужем? — вдруг спросил меня Прошкин.
— Нет, — удивилась я. — А зачем вам? Хотите предложить мне руку и сердце?
— Вовсе нет, — ответил Прошкин без улыбки. — Я подумал: может быть, у вас фамилия по мужу — Иванова? А на самом деле вы какая-нибудь Гуревич? Но теперь я более спокоен — мы можем продолжить начатый разговор.
Несмотря на дикое отвращение, которое с первой минуты вызывал во мне этот тип, я все же взяла себя в руки, стиснула зубы и начала задавать ему вопросы.
Постепенно, косвенным путем, мне удалось узнать у него кое-что об Игоре Николаевиче Погорельцеве, к которому он тоже почему-то испытывал сильнейшую неприязнь. Разумеется, меня особенно заинтересовало, почему Прошкин упрямо называет разыскиваемого «наркоманом» и «евреем».
Разве он открыто курил или кололся в гостинице? Вроде бы нет. Был замечен в делишках с восточными наркодельцами? Тоже не сказать. И все же, по словам этого «патриота», Погорельцев был каким-то подозрительным и «задвинутым», потому что отказался от вступления в национально-патриотическую партию, а это был верный признак скрытого «неруся».