Попытка – не пытка
Шрифт:
– А для тебя это вообще как? Я понять хочу… Ты к этому как к фикции относишься? Или ты… ты… – Было как-то неудобно спрашивать его, верующий ли он вообще, но меня сжигало любопытство. – Скажи! Ты понимаешь, насколько это серьезно? Это же не ЗАГС! Это церковь!
– Ну, ты мне-то только лекций тут не читай о православии. Я, наверное, не хуже тебя в этом разбираюсь. – Он встал и подошел к окну. – Серьезно, не серьезно… Хочется верить, что для тебя это действительно серьезно. Ну а раз мы оба это воспринимаем так, как надо, то придется
– Это ты о чем? – Я пересела на диван и посмотрела на него.
Он поправил воротник кителя:
– Это я об исповеди и причастии. Завтра мы с тобой на службу поедем. И все сделаем как положено.
Все это было уже выше моего понимания:
– Ты хочешь сказать, что исповедоваться будешь?! – воскликнула я.
– А, по-твоему, я отпущения грехов не заслуживаю? – Сталин посмотрел на меня с ухмылкой. – И как у тебя совести хватает мне говорить такое? Ладно, я так понимаю, что ты человек несознательный. И мало что вообще в религии понимаешь. Ну ничего… Завтра тебе объяснят, что к чему.
– И кто мне объяснит?
– Митрополит Алексий.
– А почему именно он?
– Потому что он сам этого захотел. И будет это в шесть утра в Кремле, так как в девять тебе обратно.
Я еще больше распереживалась:
– Нет, он мне грехи не отпустит. Да если я ему все честно о своей жизни расскажу, то он на меня епитимию наложит! В конце концов, он же живет в 1937 году и не представляет, как там у нас в будущем все происходит!
В ответ Сталин усмехнулся:
– Он будет прав, если наложит. Я бы на его месте так и сделал. Очень мне жалко, что я твоей исповеди не услышу. Хотя и так ясно, что ты далеко не праведница.
Я подбежала к нему:
– Как это не праведница? А? Я тебе верная жена! Законная, между прочим, супруга! И вообще, если разобраться, то у тебя тут домострой. А я жертва любви! И кстати… Скажи, вот ты знаешь, о чем завтра говорить будешь?
Он задумался:
– Да… Есть у меня один грех, в котором я бы исповедоваться хотел…
– Только один?! – не сдержалась я и тут же прикусила язык, так как Сталин, потеряв терпение, уничтожающе посмотрел на меня.
– Ты!.. Жертва любви! Не забудь завтра митрополиту Алексию на исповеди рассказать, как ты разговариваешь со своим, как ты говоришь, супругом законным! Чувствую, зря я тут тебе про социалистическое равенство рассказывал. Распустил совсем. Все! Спать пойдем. А то уже выезжать скоро…
Рано утром мы прибыли в Кремль. И я действительно исповедовалась будущему патриарху Алексию во всех своих грехах. Когда он услышал, ради чего я прилетела в 1937 год, и понял, почему за последние месяцы страна постоянно шла каким-то новым курсом, он сказал, что благословляет меня на продолжение трудов во благо отечества и будет молиться за то, чтобы Сталин с Божией помощью сумел заложить основу великого государства, а я беспрепятственно дала ход новой истории России в своей реальности.
Попав
– Ты даже не представляешь себе, что со мной произошло за последние десять часов.
– И что же? – спросил он, с любопытством разглядывая меня. – Отец народов объявил православие основой идеологии, сказал, что в СССР все религии будут мирно сосуществовать, и заставил майора нэкэвэдэ, или кем он там был в твоем 1937 году, заниматься вопросами Русской православной церкви? Да?
Я села, от удивления сжав в руках подушку:
– Откуда ты знаешь?
– А я в Интернете прочитал, кто такой Карпов. Ну а потом приплюсовал к этому разговоры про имперскую идеологию. Это лихо! Так он, по-нашему говоря, еще повысил свой рейтинг доверия. Что еще интересного произошло?
Махнув рукой, я ответила:
– Ты понимаешь… Вроде бы выбрали патриарха. Но серьезно Сталин говорить об этом не мог, потому что у него настроение было уж больно хорошее. Он все время острил и сказал, что буквально за два часа собрал в Кремле двух митрополитов и распорядился, чтобы они большевистскими темпами созвали архиерейский собор.
– Да, – ничуть не удивился Натаныч. – Он тебе правду сказал. Только у нас этот разговор в 1943 году состоялся. И митрополита там было три. А у тебя два. Потому что митрополит Николай у тебя в 1937 году еще митрополитом не стал, и его не пригласили. Да, и вот что характерно: Сталин действительно посоветовал им проявить большевистские темпы и решить этот вопрос в три дня. А избранный патриарх Сергий, между прочим, называл его мудрым богопоставленным вождем народов великого Союза. Так что плохо ты своего благоверного знаешь.
– Невероятно! – воскликнула я. – Это в нашей с тобой реальности было?!
Натаныч захлопнул ноутбук:
– Ну, к сожалению, о твоей реальности я в Интернете ничего прочитать не мог. Хотя мне этого бы ой как хотелось. Поэтому пришлось довольствоваться информацией о нашем существующем и, увы, далеком от процветания государстве. Так… Ну а что было потом? По твоему затуманенному грезами взгляду видно, что еще что-то необыкновенное случилось.
Я не могла не улыбнуться:
– Мы завтра венчаемся в Успенском соборе Кремля. Поэтому сегодня ходили на исповедь и причащались.
Натаныч встал со стула и ошарашенно посмотрел на меня:
– Ты хочешь сказать, что он исповедовался?!
– Да, нашему будущему патриарху Алексию. Тому, которого теперь называют Алексием Первым.
– Батюшки милые! – он снова сел и облокотился на спинку. – А я не верил, что тебе удастся уговорить его построить идеальное общество! Что делается! Что у тебя там за страна? Почему я родился в другом мире? Я бы столько всего полезного для государства мог сделать… Ладно… – махнул он рукой и решил оставить эту тему. – Какие у нас планы?