Пора на покой

Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис

Так он простоял долго, пока наконец вновь не обрел дар речи. Он заговорил, но не узнал своего голоса. В новом, изменившемся мире собственные слова, движения казались ему грубыми и резкими. Он не помнил, о чем они говорили. Его охватывала волна ее прелести. У нее было необыкновенное нежное выражение лица, взгляд темных глаз будто звал заглянуть в глубину ее души. Губы складывались в ласковую улыбку. Ее кожа в свете необыкновенного

здесь солнца сияла медным глянцем. Груди выступали мягкими овалами, из-под яркой шуршащей юбки выглядывали крошечные ступни, стоящие на песке. Он пожирал глазами ее всю до мелочей: маленькие уши, удивительные завитки волос на гибкой шее, черные локоны, которые она собрала в высокую прическу, три блестящие заколки, тонкие блинные руки и хрупкие пальчики, жемчужный блеск зубов. Все в ней было ново, свежо и прекрасно.

Событий этого дня Берт вспомнить не мог. В тот день жизнь Берта разорвалась на две части. Что было до него - было проверенным и привычным, и в какой-то мере любимым им. А что его ждало впереди?.. Когда Зейла ушла с берега и он попытался заняться колесом, чувства его были сметены окончательно. Внутренне он метался, мучился, представлял себя то в прошлой жизни, то в будущей. То он видел себя в лодке, скользящей по бесконечным каналам солнечным днем, и широкие пустынные земли спокойно лежали по сторонам, то он скрывался в своей каюте, когда внезапно налетала пылевая буря, приносящая мириады мельчайших песчинок, забирающихся во все щели. Вот он снова лудильщик, бродяга, знакомится с новыми марсианами. Он может продолжать жить такой жизнью, если... если не свяжет себя с Зейлой. И тут же он понимал, что теперь старой жизни, душевного покоя и равновесия уже не будет. Зейлу забыть ему не удастся. Перед его мысленным взором навечно останется Зейла: улыбающаяся, играющая с маленькими детишками сестры, идущая, сидящая, стоящая, просто Зейла. Теперь все мечты его были связаны с ней. Они захватывали его, как он ни сопротивлялся, они всплыли в его сознании помимо его воли. Он как наяву ощущал тепло ее тела, лежащего рядом, мягкость кожи, он представлял, как, словно гибкий стебелек, возьмется на руки ее легкое тело, он чувствовал на себе ее ласкающую руку. И в душе наступал покой, в сердце разливалась радость.

Вечером, поужинав, он не остался поболтать в их компании, a спустился на берег и скрылся на катере. Из-за угла каюты он смотрел на нее, и ему

казалось, что она видит все, что происходит внутри него, и знает о нем даже больше, чем он сам. В ней чувствовалось внутреннее напряжение, но она не сделала ему никакого знака, не посмотрела в его сторону. Он не знал, хочется ли ему, чтобы она последовала за ним на катер, или он боится этого. Она не пришла.

Стемнело, пока он сидел на корме, не чувствуя, что за воротник залез холод марсианской ночи. Через некоторое время, стряхнув с себя оцепенение, он поднялся, оттолкнулся. Тусклый свет Фобоса заливал поля и бесплодную пустыню вокруг них. Полуразрушенная башня отбрасывала уродливую темную тень.

Берт стоял на палубе и смотрел в бездонную чернь, туда, где был когда-то его дом. Марс стал клеткой, где он вынужден жить, но которой не удастся приласкать и приручить его, так же как и вывести из себя нарочитой жестокостью. Берт был верен Земле, ее памяти, ее приметам. Он считал, что ему было бы лучше погибнуть вместе с ней, когда горели горы и океаны Земли, и стало бы одной пылинкой больше среди миллионов их, несущихся во тьме бесконечной ночи. Теперешнее его существование нельзя считать жизнью, которую стоит прожить. Это можно назвать лишь уступкой злой судьбе.

Он взглянул на небо, надеясь увидеть хотя бы один из астероидов, когда-то бывших частью любимой матери-Земли. Он должен быть среди множества сверкающих точек...

Внезапно на Берта нахлынула ледяная волна одиночества, опустошая его душу и мозг. Берт поднял сжатые кулаки высоко над головой и долго тряс ими в бессильной ярости перед далекими звездами, проклиная их, а по щекам катились слезы...

Когда замолк шум двигателя удаляющегося катера, на берег снова опустилась тишина, нарушаемая лишь позвякиванием медных колокольчиков, будившим тревогу в ночи. Зейла оглянулась на мать, в глазах ее блестели слезы.

– Уехал...
– с отчаянием прошептала она.

Аника взяла ее руку и с чувством сжала.

– Он сильный. Его сила происходит от жизни, но сильнее самой жизни он не сможет стать. Он вернется, и вернется скоро, я думаю.
– Она коснулась рукой волос дочери и после небольшого молчания добавила: - Когда он придет, Зейла, будь поласковее с ним. У этих землян сильное тело, но в душе они просто заблудшие дети.