Пора охоты на моржей
Шрифт:
— Тагам! Пошли! — потянул инспектора Айны.
Рэтэмы у входа в яранги были широко раскрыты, меховые пологи сняты. Несколько в сторонке женщины длинными выбивалками из оленьих рогов на чистом снегу с силой хлопали по пологам, словно это были запылившиеся ковры. За ночь на пологах нарастал иней от дыхания людей, и, чтобы пологи были сухими и не прели, женщины их каждый день тщательно выбивали и вымораживали, развешивая на деревьях. Ставили пологи только перед тем, как ложиться спать. Весь день дети и женщины проводили на улице.
В яранге Айны полог еще не был убран. Хозяин потопал в чоттагине ногами — знак того, что пришли люди, и сказал:
— Пришли
— Заходите! — донесся из полога голос Марии.
— Там будем есть, — показал на полог Айны. — Там тепло. Снимай кухлянку.
Инспектор, оставшись в одной рубашке и меховых брюках, на коленках втиснулся в полог, оставив ноги снаружи. Он был удивлен. Ярко горели два жирника, посреди полога стоял низенький столик, накрытый новой, еще ядовито пахнущей клеенкой, лежали ложки, вилки, расставлены были эмалированные миски. В левом углу в нарядных рубашке и платьице сидели пухлощекие ребятишки Айны. Мария тоже принарядилась. Она была в новом голубом платье, видимо, надетом впервые, так как еще были заметны складки фабричной упаковки. Платье очень шло ей и плотно облегало тело. Через вырез проглядывал белый лифчик. Когда она садилась на корточки, то стыдливо прикрывала платьем обнажавшиеся колени. В ушах поблескивали клипсы. Ей все же хотелось понравиться инспектору.
— Как приехал из Магадана, то просто замучил меня, — улыбалась Мария, показывая на мужа. — Все требует, чтобы я варила мясо с луком, лавровым листом и перцем. Почему-то это ему очень нравится.
— Как же? Мясо вкуснее становится, — заметил Айны.
— Все же не напрасно в город ездил, видишь, культурным стал, — кивнул инспектор на Айны и спросил Марию: — Где ты всему этому научилась? — показал он на столик. — По-русски хорошо разговариваешь, а мужа не учишь.
— Пока дети были совсем маленькие, я жила в Анюйске, работала санитаркой в больнице. Когда подросли, ушла в тундру. Здесь мне больше нравится, — говорила Мария, раскладывая мясо. Наклонившись, она пододвинула к инспектору миску с языком и сердцем, обдав его запахом духов. — А по-русски говорить как-то не получается у нас, кругом чукчи…
— Зачем ты это?! — перебил ее инспектор, показав на миску. — Это же детское лакомство! Отдай ребятам! — и передвинул миску к ребятишкам.
Но Айны решительно двинул ее обратно.
— Ешь! И не обижай нас!
Инспектору пришлось уступить хозяевам. Еда была вкусной, хотя мясо приелось за два месяца, но с обильными специями и солью оно показалось другим, к тому же он любил оленьи языки и ел с аппетитом. Не отставали от него и хозяева и дети. Айны ножом резал мясо на мелкие кусочки, накалывал на вилку, давал ребятишкам и клал в рот себе. Он ел аккуратно.
День был жарким. На просторной поляне в бешеном беге кружилось стадо оленей. Пастухи, высматривая, выхватывали чаатами то одного, то другого. Айметгыргин, коренастый и решительный, подходил твердым шагом, придирчиво осматривал оленя и, посоветовавшись с Келевги, давал команду: отпустить обратно или же отогнать в чащу, где собирали животных для нагульного стада. В этот раз обрабатывали стадо Келевги: вылавливали яловых важенок, быков-кастратов и слабых годовалых телят.
Морозно, а пот с пастухов лил градом. Непокрытые головы заиндевели, брови оледенели. Они на ходу смахивали с бровей сосульки и снова устремлялись к стаду. Как и каким образом успевали выследить оленя, указанного Келевги, в мечущемся стаде, инспектору было непонятно. А когда ошибались, Айметгыргин
В разбивке стада участвовало все население стойбища от мала до велика. Даже старушка, которая приволокла с собой мешок с Любочкой, была в общей цепи блокады. Люди расселись на снегу метров на двести, образовав полукольцо. И если какой-либо шустрый олень устремлялся в сторону, а за ним и остальная лавина, человек вставал, махал руками и заворачивал животных обратно. Рядом с инспектором расположились в снегу ребятишки Айны. Мальчишка пристально следил за оленями и каким-то образом угадывал их намерения, заранее вставал, махал своим детским чаатом или же просто чуть приподымался, и олени разворачивались в нужном направлении. Ему подражала сестренка.
Вдруг прямо на инспектора помчалась большая группа обезумевших животных, он не выдержал и отскочил в сторону. Олени шарахнулись, часть их прорвала блокаду и вырвалась на простор.
— Ка-о-ко-мей! — закричал Айметгыргин.
А Гриша уже мчался наперерез отколовшимся оленям. И казалось, он не догонит их. Но олени сбавили бег, и Гриша завернул их обратно. Стадо снова слилось.
— Не надо пугаться! — прокричал на бегу Гриша инспектору.
А в это время мордастый пастух прозевал отбитую, уже обработанную часть оленей. Они вырвались из чащи и снова слились с общим стадом. Весь труд пропал.
Пастухи, разгоряченные и потные, расселись прямо на снегу. Над ними клубился пар, как над кипящим котлом.
Айметгыргин отчитывал толстяка и одновременно давал указания остальным. И все началось с начала.
Только к вечеру, когда стало смеркаться, удалось выбрать из стада Келевги нужных оленей. Оставалось обработать стадо Айны.
Два огромных котла с мясом, приготовленным женой бригадира, быстро опустели. Все возбужденно обсуждали события дня. И бедному толстяку доставалось больше всех.
— Вот если бы он умел так же быстро бегать, как хватать хорошие куски мяса, то, наверно, был бы хорошим пастухом, — смеялся Айметгыргин.
— Но чукотская пословица говорит, что кто хорошо ест, тот хорошо работает, — заступился за парня инспектор. — Он будет хорошим оленеводом. Кэйвэ! Верно!
Ночевать инспектор пошел к ребятам. У них опять были свободные места. Толстяк и еще один парень ушли на ночь в стадо. Гриша долго и тщательно выбивал на улице одежду и торбаза. Инспектор свои вещи тоже выбил. Гриша помог ему. В палатке уже вовсю полыхала печь, было жарко. Гриша снял верхнюю кухлянку, затем вторую, нижнюю, надетую мехом внутрь, и остался голым по пояс. Инспектор удивленно посмотрел на него.
— Гриша, что же ты под кухлянку даже нижнее белье не надеваешь? — упрекнул он.
Гриша нисколько не обиделся, с усмешкой посмотрел на инспектора и сказал:
— А вы знаете, когда я в тундре у стада, никогда не надеваю под кухлянку белье. Бегаешь много, потеешь и только остановишься — рубашка начинает холодеть, быстро мерзнешь и простываешь. А так, в кухлянке, надетой на голое тело, я даже потный могу завалиться в снег и спать сколько угодно. Тело никогда не остынет.
— Интересно, — удивился инспектор. — Почти всю жизнь на Чукотке, а вот с этим встречаюсь впервые.