Пора по бабам
Шрифт:
И, уже совсем успокоенная, она уселась снова теребить свитер.
– Баб, ты прямо как маленькая, – тихонько ворчала на нее Яночка под мерное похрапывание деда. – Тебе вот что ни скажи, ты всему веришь.
Клавдия продолжала тянуть нитки, а сама с ласковой улыбкой воспитывала внучку:
– Я не всему верю, я только правде. Ты, детонька, думаешь, у тебя бабушка совсем глупенькая, да? Не-е-ет, чтобы твою бабушку провести, надо знаешь сколько соли съесть… Баба Клава любую неправду насквозь видит, как рентген. Вот, когда ты меня надумаешь обмануть, я только в глазки
– Нет, главное, Яночке так а-та-та, а мама тебе тут такого наворотила, ей, значит, ничего! – возмутился ребенок.
Клавдия в один момент забыла про нитки и захлопала глазами.
– А… чего это мама мне наворотила? Они что – не на новоселье?
– Ну нет, конечно, – устало подтвердила девочка. – Папа на работе – разрабатывает новую программу, а у мамы сегодня ночной выезд. Баб, а можно я Тимке немножко уши подстригу?
– Нет, лучше деду. Вон он как оброс, – на автомате произнесла Клавдия и сосредоточенно нахмурилась. – Подожди-ка… ты говоришь – наворотила… мама, наверное, просто не хотела меня тревожить, это вовсе не вранье.
– Да я понимаю, – подскочила девочка за ножницами. – Она и с тетей Лилей не хочет тебя тревожить. Баб, а куда вы ножницы дели, они всегда здесь лежали…
У Клавдии екнуло сердце. Что-то такое она и предполагала. Ну не умеет Анна врать! А она-то, дура! Уже и Ирине сообщила, и Жоре. Ну ладно Ирине, той полезны положительные эмоции, но Жора теперь точно не поведет ее завтра в клуб!
– Ну баб! Где ножницы? Сейчас деда проснется и не согласится, чтобы я его подстригала.
– Вот, возьми… – рассеянно протянула Клавдия Яночке ножницы и спросила: – А с чего ты решила, что мама не хочет тревожить меня тетей Лилей? Ты что – думаешь, они ее не нашли? Лиля, что ли, не дома?
– Я вапче-то не знаю… – сосредоточенно пыхтела девчушка, прилаживаясь к шевелюре спящего деда. – Но… папа вчера… маме говорил… «Анюта, ну когда уже вы Лилю вернете мужу?»… Баб, так красиво?
– Ага… а мама?
– А мама говорит: «Ах! Володя! Ты не представляешь, как все непросто! Боюсь, мы ее еще не скоро увидим!» Деда! Ну не шевелись, я из-за тебя здесь неровно выстригла!
Клавдия без слов опустила руки. Так и есть, не нашли они девчонку. Та все так же прячется, а Даня все-таки не с женой, а с посторонними девицами.
– Яночка! По дедушке соскучилась, – умилялся Акакий Игоревич, случайно открыв глаза. – Клава, разбуди меня, когда надо будет укладывать Яночку спать.
Однако задремать снова ему не удалось. В прихожей позвонили, и за дверью послышался знакомый голос:
– Мам, это я, открывай.
На пороге, излишне веселый, лучился улыбками Даниил с кучей пакетов, и только темные круги под глазами и впалые щеки говорили о том, что не так сладко приходилось сыну без любимой жены.
– О! Янка-обезьянка! И ты тут! – подхватил Даниил на руки выбежавшую Яночку. – Мам, а я, как и обещал, к тебе на домашний борщ! Накормишь?
– Отчего ж не накормить… – пожала плечами Клавдия и отправилась к плите.
Следом за ней поспешил
– Смотрите, что я принес! Янка, это тебе, принимай! – Даниил выудил из пакета коробочку с шоколадными зайцами.
Клавдия криво усмехнулась – не врала Яночка, у Ани действительно работа. И, скорее всего, по делу брата. Иначе откуда бы сын узнал, что Яночка у деда с бабкой. А он знал, не Каке же он притащил этих шоколадных зайцев.
– Мам, тебе смотри чего – всякую разную рыбу – и копченую, и малосольную, и просто живую. – Даниил выставил на стол баночку с двумя необыкновенно красивыми рыбками. Чего там, сын прекрасно знал, что мать с ума сходит от аквариума. – Это, мам, знаешь кто? Это скалярии. Говорят, жуткие капризницы. Но ты ж у нас ас, у тебя они, знаешь, какие вымахают!..
Пока Клавдия с Яночкой определяли рыбок в аквариум, сын не переставал кидаться подарками.
– Пап, а нам с тобой я бутылочку бренди притащил, ты не против?
– Я, Даня, конечно, по вечерам-то в пятницу не сильно пью, ты же знаешь. Я все больше по праздникам, – принялся кривляться Акакий, помня, как сын коварно не открывал ему дверь. – Однако ж не могу допустить, чтобы такую дозу сын один выхлестал. Не стану потворствовать пьянству!
– И правильно сделаешь! – шутливо нахмурил брови Даня, твердо ударил по столу кулаком и вдруг рассмеялся. – Пап, а чего это у тебя с головой?
Акакий ухватился за голову, вроде все на месте – уши там всякие, нос…
– Пап, кто тебя стриг? Руки бы тому…
– Это я, дядь Даня! – высунула мордочку из комнаты Яночка. – Пока деда спал, я его немножко… у него не получалось хорошая стрижка, у него совсем волос мало. А ножницы ровно не стригут.
Дед медленно побледнел, потом еще раз, уже с большим вниманием ощупал голову и рванул в ванную.
Из зеркала на него глянул немолодой уже человек с печально вздернутыми бровями и совершенно дикой прической. По всему черепу растянулась просторная блестящая гладь, Клава называет ее плешью, по краям, грубо говоря, плеши топорщились чахлые кустики седых волосин, неровно выстриженных детской рукой. С такой прической Акакий напоминал сильно запущенного больного.
– Клавдия!! – с диким ревом выскочил он из ванной. – Почему за ребенком не следишь?! Это кто у меня вместо головы бардак сотворил, я тебя спрашиваю?! Тебе доверили дитя, а ты за ребенком усмотреть не можешь!!
Клавдия только затрясла подбородком, и отчего-то глаза ее наполнились влагой.
– Стара я стала, Кака, – всхлипнула она, и оба мужчины раскрыли рты – так непривычны были для Клавдии слезы. – Не могу за своими детьми уследить, где уж мне за Аниным… Одна дочь ребенка бросает, на работу несется, врет матери… Другой каких-то баб по ночам домой таскает… Разве меня кто слушает, Кака? Вот и тебя тоже – сколько раз к сыночку домой бегал, а тебе даже двери не открыли! Так что, чего уж на Яночку сердиться… А ты, Кака, не печалься, завтра я тебя сама налысо побрею, да и все. Чего уж по волосам плакать, по детям своим надо…