Пора предательства
Шрифт:
Когда отец так рьяно встал на его защиту, Дьюранд только и мог думать что о Ламорике. И жене Ламорика. Больше ни о чем. Он крал — крал из дома своего господина. Во мраке ночи.
Сванскин заговорил снова:
— Тогда, уж коли мы должны довериться его слову… быть может, мы хотя бы его услышим?
Дьюранд ухватил ручку двери и выскочил наружу, надеясь, что на свежем воздухе сумеет найти уголок, чтобы все толком обдумать.
Однако вместо покоя и тишины он узрел конец света.
Тысячи тел на полу святилища зашевелились. Блестя святым маслом, они барахтались на полу, пока
За спиной у Дьюранда вывалили из комнатки под лестницей бароны. Он почти позабыл о них. И в тот же миг в сломанные ворота святилища, в каком-то шаге от Дьюранда, влетел гофмаршал Конран. Огромные ладони обхватили плечи Дьюранда, точно тот был малым ребенком.
— Король… — выдохнул Конран. Глаза у него были такие огромные, что Дьюранд даже усомнился, осознает ли глава септаримов, что вокруг него молятся мертвецы. — Он один. Хлещет по деревьям. Продирается сквозь сучья. Пеший! Но в этом лесу с ним кто-то есть!
Вокруг высокого рыцаря взметнулся немыслимый порыв ветра, пахнущего лесом, прелой листвой под голыми деревьями. Руки его были холодны, как лед. Он все крепче и крепче сжимал плечи Дьюранда. Тот видел, как что-то движется в этом огромном синем глазу. Еще миг, и исполин сломал бы молодому рыцарю кости.
— Конран! — Дьюранд попытался освободиться. Пение в толпе за святилищем оборвалось. Мироздание словно застыло под вращающимся небосводом.
— О, Небо, спаси нас!
Мчась через святилище, Абраваналь прижимал к костлявой груди меч справедливости, казавшийся в его руках таким же огромным, как оружие взрослого воина в руках малого ребенка. Конзар поспешил за ним, явно сомневаясь, можно ли оставить Дорвен и ребенка.
— Мятежники! — кричал на бегу Абраваналь. — Наши павшие сыновья! Предрассветные сумерки уже наступили. — Он бросил ищущий взгляд на молящиеся фигуры вокруг. — Все из-за предателей! — закричал он, мчась вдоль придела, все ближе и ближе к Дьюранду. — Они этого не допустят! Все ясно.
Старик на ходу ухватил Дьюранда за рукав. На миг молодой рыцарь оказался между двумя безумцами.
— Нет, ваша светлость! Нет!
— Рассвет принадлежит им, и они не допустят, чтобы эти дьяволы тоже узрели его! — заявил Абраваналь, выпучив глаза. — Приведите ко мне этих мясников: Живо!
Однако герцог и его сын сами уже выступили из толпы.
— Герцог Абраваналь, мы здесь.
Лицо Северина было спокойно, хотя хрупкое тело трепетало под старым тряпьем, несмотря даже на то, что его поддерживал сын, помогая идти.
— Хорошо. Хорошо же.
Старик вцепился в рубаху Дьюранда и, казалось, узнал его. На лице Абраваналя сверкали слезы.
— Ты был рядом с ним. Ты и должен… — Он
— Ваша светлость…
Дьюранд бережно принял клинок.
— Нет! — тряхнул головой старик. — Это правосудие. Это их долг — и они платят его добровольно.
Дьюранд видел пред собой двух глупцов, окончательно спятивших и не желающих бежать, хотя за спиной у них была целая армия. А старый герцог тянул Дьюранда, волочил его за собой к эшафоту. Оказавшись наверху, Абраваналь сдернул ножны с древнего меча и отшвырнул их в сторону. Казнь свершится не через повешение.
Дьюранд стоял с обнаженным мечом в руках. Сумеречное небо вращалось над головой, точно огромное блюдо. Пять тысяч лиц потрясенно взирали на эшафот. А за спиной у людей маячили Изгнанные.
Древний клинок Гандерика был двуручным. Чтобы просто поднять его — и то требовалось большое усилие. Дьюранд видел, как рты мертвецов беззвучно открываются, произнося какие-то слова. Нечто вроде молитвы.
Из самого центра всего этого безумия на него смотрела Альмора, прижавшись к Дорвен. Малышка была необычайно храбра, но сейчас кричала так, что еле могла дышать. А Дорвен разрывалась между девочкой, стоящим у подножия эшафота, братом и возлюбленным, что держал в руках меч.
В Аттии для высокородных не сколачивают плаху — во всяком случае, когда в ход пускают меч, ибо хороший меч, в отличие от топора, не оставляет неуклюжих зарубок.
— Я буду первым, — проговорил Северин.
— Так нечестно, — возразил Абраваналь. — Я же еще живу.
А его сын — мертв: железная логика безумия. Кто-то из солдат оттащил старого Северина в сторону, предоставляя Морину Монервейскому первому подняться по свежесколоченным ступеням. Морин остановился, оглядывая небеса, толпу и развалины святилища. Должно быть, в толпе он увидел людей, сжимавших оружие.
Черные глаза Морина вспыхнули.
— Я делаю это по своей воле! Пусть ни один из верных мне людей не пытается мне помешать. Пусть никто не мстит за меня.
Дьюранд видел, каким взглядом смотрела на него Дорвен, когда он отводил тяжелый меч для размаха. И повернувшись, чтобы исполнить свою задачу, он увидел, что Морин смотрит ему прямо в глаза. Наконец лорд Монервей легонько кивнул, показывая, что согласен принять смерть от рук безумного Абраваналя.
Дьюранд занес меч, отвел его за плечо. Слышно было, как истерически кричит маленькая Альмора.
— Нет! — произнес вдруг в тишине чей-то голос. — Довольно.
Но то был не один из тех, кто стоял на возвышении.
Дьюранд успел обменяться напряженным взглядом с Морином, и тут на ведущие к эшафоту ступени поднялся Конзар.
— Продолжай! — велел Абраваналь, однако теперь Дьюранд уже не стал бы этого делать ни за что на свете.
Капитан, хромая, поднялся на последнюю ступеньку.
— Ваша светлость, так быть не должно. Если все предатели, до одного, умрут — кто вообще останется на земле? Королевство и так рушится.
Разведя руками, Конзар шагнул на помост.
— Правосудие должно свершиться, — заявил герцог.