Пора убивать
Шрифт:
– Голова болит? – спросила у него Эллен.
– Раскалывается.
– Стресс?
– Похмелье.
– Похмелье? А я-то думала, что вы трезвенник.
– Это еще с чего вы взяли?
– "Ньюсуик". В статье говорилось, что вы идеальный семьянин, трудоголик, истый пресвитерианец, не берущий капли в рот и позволяющий себе лишь хорошую сигару. Не помните? Неужели вы могли забыть о таком?
– И вы верите всему, что прочтете в газете или журнале?
– Нет.
– Это хорошо, поскольку прошлым вечером я напился так, что сегодня меня рвало целое утро.
Похоже, признание
– И что же вы пили?
– Н-не помню. Не помню, что пил ночью. После окончания колледжа со мной это случилось в первый и, надеюсь, в последний раз. Я успел позабыть, насколько утренние ощущения мучительны.
– Почему все юристы так много пьют?
– Приучаются к этому еще в стенах колледжа. Ваш отец пьет?
– И вы спрашиваете? Да он же католик. Но старается не выходить из рамок.
– А вы?
– Еще бы, постоянно, – с гордостью заявила Эллен.
– Ну, тогда вы наверняка станете великим юристом.
Джейк тщательно размешал свои порошки в стакане ледяной воды и, поморщившись, выпил, утерев губы рукой. Девушка не сводила с него веселого взгляда.
– Что, интересно, скажет ваша жена?
– О чем?
– О похмелье. Такой добропорядочный муж!
– Она ничего не знает. Уехала от меня сегодня утром.
– Извините.
– Отправилась к своим родителям до окончания суда. Уже два месяца нам звонят и угрожают убить, а вчера ночью под окно нашей спальни подложили фунта три динамита. Полиция сработала вовремя и задержала двоих типов, похоже, они из Клана. Динамита хватило бы, чтобы сровнять с землей дом. По-моему, это неплохой повод, чтобы напиться.
– Мне вас искренне жаль.
– Работа, которую вы так хотели получить, может оказаться весьма опасной. Лучше вам узнать об этом сейчас.
– Мне тоже случалось получать угрозы. Прошлым летом в Алабаме мы защищали двух чернокожих подростков, изнасиловавших и задушивших восьмидесятилетнюю женщину. Никто из адвокатов штата не захотел заниматься этим делом, поэтому они обратились в Лигу защиты. Мы галопом примчались в город, и, встречая нас на улицах, местные жители готовы были линчевать к нас тоже. Никогда в жизни я не испытывала еще такой к себе ненависти. Пришлось жить в мотеле в соседнем городке. Все было нормально до того вечера, когда ко мне подошли двое мужчин в баре и попытались насильно увезти куда-то.
– Что же произошло?
– В сумочке у меня был короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, и мне удалось убедить их, что я умею пользоваться оружием.
– Револьвер тридцать восьмого калибра?
– Отец подарил мне его, когда мне исполнилось пятнадцать. У меня и лицензия имеется.
– Он отчаянный человек, ваш отец.
– В него стреляли несколько раз. Он очень любит спорные дела, о таких часто пишут в газетах. Публика в зале требует, чтобы обвиняемого повесили как можно быстрее и без всякого суда или адвоката. Такие дела – его конек. У него собственный телохранитель.
– Ну еще бы. У меня тоже есть. По имени Несбит. Из своей пушки не попадет даже в стену амбара. Его только вчера ко мне прикрепили.
Принесли еду. Эллен осторожно убрала с фирменного бутерброда Клода колечки лука и кетчуп и предложила
Лицо ее было освещено приветливой мягкой улыбкой, скрывавшей – и Джейк знал это – решительный и твердый характер, чья обладательница была в состоянии столь откровенно говорить о своих связях с Национальной ассоциацией юристов, посылать к чертям лифчики и демонстрировать свое неженское умение постоять за себя. Ни малейших признаков косметики. Да она была Эллен и не нужна. Красавицей ее не назовешь, кокетливой – тем более, все говорило о том, что мысли Эллен были очень далеко от таких мелочей. Кожа ее была белой и очень нежной, как у всех рыжих, на чуть вздернутом носике – семь или восемь веснушек. Когда девушка улыбалась, показывая великолепные зубы, на ее щеках появлялись симпатичные, милые ямочки. Улыбка ее вызывала у собеседника доверие, но в то же время в ней прятался какой-то таинственный вызов. Зеленые, с металлическим отливом, глаза излучали с трудом укрощаемую энергию; когда Эллен говорила, то взгляд ее становился неподвижным, она даже переставала мигать.
Интеллигентное лицо и привлекательное до невозможности.
Расправляясь со своим чизбургером, Джейк чувствовал, как его желудок наполняется добротной, тяжелой пищей, и первый раз за сегодняшний день в голове промелькнула мысль о том, что, возможно, он и выживет.
– А если серьезно, почему вы выбрали «Оле Мисс»? – спросил он.
– Это солидная юридическая школа.
– Это и моя школа. Но как правило, к нам редко приезжают молодые дарования с северо-востока. Наоборот, мы сами шлем туда наших детей. Как же – прославленная лига «Лавровой ветви».
– Мой отец презирает каждого юриста, который получил свой диплом в школах этой лиги. У него не было ничего за душой, и, чтобы закончить образование, ему приходилось по ночам заниматься самой черной работой. Всю свою жизнь он вынужден был сносить насмешки набитых деньгами, вроде бы образованных, а на самом деле абсолютно некомпетентных коллег. Зато теперь он смеется над ними. Он сказал мне, что я могу поступать в любой юридический колледж страны, но если выберу какую-нибудь школу лиги, он откажется платить за обучение. А потом, мать. Я росла в окружении волшебных сказок о жизни на вашем дальнем Юге, вот мне и захотелось самой все увидеть. К тому же южные штаты упорно настаивают на широком применении смертной казни – так что, я думаю, работы мне здесь хватит.
– Почему вы так настроены против смертной казни?
– А вы – нет?
– Нет, наоборот, я – за.
– Просто неслыханно! И это говорит адвокат, работающий по уголовным делам!
– Я бы с радостью восстановил старую традицию, когда преступника принародно вешали на площади перед зданием суда.
– Скажите, что вы пошутили. Я очень на это надеюсь. Скажите же.
– Я не шучу.
Она перестала есть. Улыбка сошла с ее лица, глаза засверкали гневом, высматривая в лице Джейка малейшие проявления слабости.