Пора выбирать

Авдеев Макар

Завтра Захар с мамой должны были поехать в Москву. Обратно они возвращались лишь в августе. На материальном плане будущее Захара, напрямую связанное с этой поездкой, представлялось крайне неопределённым. Удастся ли ему поступить? Если да, что делать по окончании вуза? Но это всё было формальное, наносное. Внутренне же, начиная со вчерашнего утра, Захар чувствовал себя полностью определившимся, расставил все «точки над i». Он теперь точно знал, кого он любит, все сомнения отпали, и можно было двигаться к светлому будущему. Этого ему было достаточно.

Поскольку сегодня выходной, мама не ехала на работу, и Захар добирался в город сам — прогулялся пешком до остановки, но не до своей, так как на ней, особенно в выходные, практически невозможно было встретить автобус, а до узловой. Та находилась в паре километров от его дома, и, придя туда, Захар сразу сел на маршрут, который шёл до города. Приехав в центр, на конечную, Захар отправился к фонтану на Набережной, возле которого они договорились

встретиться со своим старым другом Вано Щегловым.

Ванёк сильно запозднился, что обычно не входило в его привычки, видимо, на каникулах расслабился и стал спать до обеда. Он жил неблизко от центра, в районе Эгершельда, в том самом, где и Постернак. С Захаром они не виделись очень долго. И перед отъездом Захар сам пригласил его встретиться, как будто для «успокоения совести», чтобы не пропадать так уж неожиданно. Пока Захар ждал друга, он успел миллион раз обойти вокруг фонтана, глазея на гуляющих зевак и на миролюбивый прибрежный пейзаж. И бродя, он попутно вспоминал, что связывало их с этим давним знакомым.

С Вано они дружили ещё со школы. Их общение началось с общего увлечения литературой. Ваня писал сказки про рыцарей, спасающих прекрасных принцесс от злобных драконов, а Захар — рассказы про сталкеров, которые добывают артефакты и пытаются добраться до заветного Исполнителя Желаний[1]. Они давали друг другу почитать свои «произведения» и обменивались критичными замечаниями или похвальными отзывами. После седьмого класса Ваня ушёл в технический лицей, а Захар остался в той школе, в которой он был сначала. Кроме Вани, у него больше не было там близких друзей. Теперь они общались реже, однако продолжали иногда видеться, и, как это часто бывает, с увеличением пространственной дистанции росла дистанция между их интересами и духовными представлениями.

Они никогда не говорили о политике, потому что Ваня был полностью нейтрален по этому вопросу. Захар знал о нём, что он не поклонник действующей власти, и этого было достаточно. Они говорили о чём угодно — о книгах, о девушках, о путешествиях, о жизни, о творчестве, о планах на будущее. Так как Ваня был очень религиозен, какое-то время они жарко спорили о православии. Ваня не перестал общаться с Захаром, когда понял, что тот равнодушен к православию; он высоко ценил идеалы дружбы. Он был религиозен, но не фанатичен. После того, как Захар попал в круг идейных сторонников и стал вращаться в политической тусовке, встречи с Ваней стали для него этакой отдушиной, когда можно на пару часов забыть о насущном и предаться светским разговорам. Они никогда не матерились в присутствии друг друга — Ваня по определению, а Захар потому, что знал, что другу это не понравится. Для него встречи с Ваней были приятной возможностью провести время с интеллигентным человеком и отдохнуть душой. Люди, с которыми легко, на самом деле, очень редко встречались в его жизни. Люди, с которыми он мог быть душой нараспашку. За всю жизнь их количество едва переваливало за десяток.

— Хэй, архаровец! — приветственно крикнул Вано. «Архаровцем» он иногда в шутку называл Захара, так как данное прозвище было созвучно с именем.

Они пошли мимо ларьков к площадке с турниками и брусьями, которая располагалась недалеко от воды. Пока Ваня делал подходы, Захар стоял рядом, держа его белую летнюю шляпу, и рассказывал что-то отвлечённое. Говорил, что уезжает в Москву аж на месяц и вернётся только в августе, что думает, поступать ли в литинститут. Ваня собирался поступать в мореходное училище, поскольку мечтал стать штурманом. Папа Захара тоже учился в мореходном, только не в Майском порту, а в Находке, соседнем городе, и ради этой учёбы проделал огромный путь через полпланеты. И он осуществил свою мечту — стал штурманом, но в девяностые, когда грянул кризис, решил, что хочет лучшей жизни, и ушёл в частное предпринимательство. Сейчас были другие времена, девяностые остались позади. Хотя возможно, будущее могло быть ещё страшнее, но здесь и сейчас всё так, как есть.

В сказочно-красивом небе, ещё недавно бывшем безоблачным, откуда ни возьмись нарисовалась туча… Волны, минуту назад бывшие спокойными, приобрели свинцовый отблеск и стали колыхаться сильнее. Захар не мог в это поверить. На одной стороне небо оставалось чистым, окрашенным в приглушённые розовые тона, а на другой собрался грозовой фронт. И снова застрочил дождь. Едва подсохли лужи после вчерашнего, как полил ещё. Захару только и оставалось дивиться.

Они с Ваней пошли по берегу к дому на Эгершельде, где родители друга недавно купили новую квартиру. Можно было идти более длинной дорогой через город, а можно было срезать по берегу. Для прогулки явно выдалась неподходящая погода. Захар решил проводить приятеля до дома, идти было минут тридцать. Они шли и разговаривали, и дождь всё усиливался, превращался в ливень.

— …Так вот, ты хотел узнать моё мнение насчёт религии, — продолжил Захар начатую во время предыдущей встречи беседу. — Я пока не тороплюсь загнать себя в рамки ни одной из религиозных конфессий. Мне кажется, что религиозные взгляды человека во многом обусловлены его воспитанием и верованиями его родителей, либо тех людей, кто влиял на него в детском возрасте. Мои родители всегда верили в Бога, но никогда

не ходили в церковь. Помню, у меня в комнате даже какое-то время стояла икона. Я ругался на неё страшными словами, когда у меня что-то не клеилось, и умолял, когда хотел, чтобы у меня что-то получилось. Но разве икона в этом случае не заменила мне Бога? А теперь, в сознательном возрасте, я рассуждаю так. Рациональных научных доказательств того, что Бог существует, ещё никто не привёл, всё, что ты можешь припомнить — либо околонаучные теории, либо просто чьи-то блаженные фантазии. Однако я допускаю, что всё, что способен вообразить человек, когда-нибудь, где-то, как-то существует, пусть и не обязательно в этой реальности. Следовательно, если человек представил себе Бога, значит, Бог может существовать. И я также не могу привести однозначного доказательства того, что Бога нет, так как ещё не установлено достоверно, откуда произошла Вселенная и что находится за её пределами. Исходя из этого, мой ответ на вопрос, «Верю ли я в Бога?», ни «да», ни «нет». Просто я ещё не располагаю достаточно точной информацией, чтобы ответить на него. И выяснить, есть ли на самом деле Бог или нет — это задача науки. В каком-то смысле это сверхзадача всего человечества — познать все законы Вселенной и самих себя, разобраться, что такое Бог, правда ли настолько неограниченна его власть… А всякие выпердки вроде Клыкова развитию науки и прогресса мешают, и поэтому стоят мне как кость в энном месте… но это я уже отклоняюсь от темы. Так вот, но даже если Бога нет, это не даёт человеку морального права чувствовать себя безнаказанным и совершать гадкие поступки. Отсутствие Бога никак не оправдывает духовный выбор индивида. Какая разница — окажешься ли ты после смерти в райских хоромах/адском котле, либо просто наступит вечная темнота? Если наша жизнь действительно такая зыбкая и сиюминутная, то почему бы не сделать что-то для того, чтобы тем, кто родится после нас, жилось хотя бы чуть-чуть лучше? В самом деле, если после смерти ничего нет, разве жалко потерять жизнь?.. Как раз наоборот, если после смерти наступает пустота, а не продолжение в виде рая или ада либо переход на следующую ступень, тогда жизнь суть безделушка, неприметная искра, которая в отрыве от подобных себе ничего не значит, и только океан искр равен большому костру. Если жизнь в самом деле такая призрачная, преходящая штука, то её не жалко отдать во благо других. И в то же время хочется ценить каждое отвоёванное мгновение, не растерять на пустяки. Ведь потом уже ничего не будет, ни награды, ни кары — пустота. Я не верю в загробную жизнь, и ты меня не переубедишь. Если бы Рай был таким, как его описывают в Библии, в нём было бы скучно, и мне надоело бы там через две недели. А к постоянной боли привыкаешь, и без угрозы смерти она становится просто неприятной, но не страшной. Но мне понравилось, когда ты меня водил на выступление того проповедника, там от людей в зале исходила какая-то особая энергетика, единения и покоя. Хотя пастор сущий шарлатан, якобы прямо при всех в зале вылечил человеку сахарный диабет, у меня бабушка много лет им страдает, окончательного лекарства от него ещё не придумали, и самое страшное, что ты можешь не почувствовать, как сахар падает, и темнота подступает незаметно… И физически эта болезнь не имеет ярко выраженных симптомов, пастырь твой не шарит. В общем, я считаю, что религия имеет смысл как механизм сдерживания животных инстинктов толпы. Она необходима для наиболее недалёких членов социума, как рычаг самоконтроля. Хочет человек сделать подлый поступок, а у него в голове мысль: «Стоп! Нельзя. После смерти попадёшь в нехорошее место… Боженька покарает…» На более умных личностей такой гипноз, конечно же, не работает, хотя когда как. Если бы в мире совсем не было религий, мы бы жили в совсем другой действительности анархии и перманентной войны. Потому что, увы, большинство людей не умеют договариваться и считаться с чужими интересами, когда в голове нету сдерживающих шаблонов поведения. В этом плане да, создателям религий нужно выразить респект, они по-своему гении. Хотя побочные эффекты от применения «опиума», выражающиеся в Крестовых походах, Инквизиции, истреблении староверцев, пожалуй, сторицей позитивный эффект компенсируют…

Дождь разросся до, казалось, невероятных масштабов, и превратился в сплошной поток, который застилал глаза. Как будто христианский Бог, услышав речи Захара, прогневался и решил напугать двух собеседников Всемирным Потопом. Сверкали молнии на горизонте, ручейки воды, текущие под ногами, сверкали на солнце, которое ещё не успело окончательно скрыться и висело на кусочке неба, не завешенном тучами. На самом деле, если что и было пугающее в этой картине, так это её завораживающая красота. Захар чувствовал себя зрителем, удостоенным привилегии созерцать что-то поистине прекрасное.

Обычные зеваки забивались кто куда — прятались под навесы, пережидали в помещениях магазинов. Дождя не ждал никто, и зонтов поэтому не было в руках. А выходить беззащитным под такой сильный дождь никому не хотелось. И только Захар с Ваней «шли напролом», абсолютно не боясь. Когда уровень воды дошёл до колена, они сняли кроссовки и пошли босиком. Ване пришлось подвернуть брюки, Захар и так был в шортах. Наконец, они зашли в подъезд Ваниного дома.

— Фу-ух… Вот это да, — только и вымолвил Захар, натягивая обувь.