Пора забот
Шрифт:
Рядом со мной глинистая узкая коса от берега уходит вглубь, и я вижу, как из черной бездны сплошной лентой поднимаются новые отряды окуней, они пересекают косу и медленно плывут мимо наших насадок. Я выбираю самого крупного из них и перед носом опускаю насадку — малька. Красноперый красавец останавливается, некоторое время смотрит на предложенную закуску и спокойно уходит прочь.
Кеша так же, как и я, старательно предлагает какому-нибудь крупному окуню свою насадку.
— Получай, разбойник! Ну почему ты не хочешь брать? Малек живой, первый сорт… Ну, бери, разбойничище!..
— Нет,
— Да когда он будет, «счастливый случай», еще?
— Это неизвестно, но ты запомни этот день… Тащи корзину, будем собирать добычу.
Чебаков мы переложили в Кешину корзинку, а в мою всех окуней. Кеша, приподняв ее с земли, заявил:
— Десять килограммов…
— Ты, кажется, начинаешь учиться преувеличениям… Не стоит, от этого рыбы в корзине не прибавится… Давай-ка сварим уху, да и в путь. А то голодные мы с тобой и до города не дотянем…
…После сытного обеда мы собрали все наше рыболовецкое имущество и, не задерживаясь, более, направились к городу…
…Кеша сдержал свое слово и хорошо закончил учебный год. Теперь мы часто бывали с ним на Глухом озере, но такого окуневого разбоя больше не видели. Камыши в том месте, где мы ловили окуней, выросли большие-пребольшие; по утрам водяные лилии раскрывают свои белые чашечки с золотой сердцевиной. Мы сидим с удочками, любуемся красотой озера и ждем, счастливого случая. С рыбацким терпением ничто не сравнится. Может быть, и дождемся…
РЫБОЛОВ
Я сижу с удочкой на берегу реки Уень и занят не столько рыбалкой, сколько наблюдениями за соседом. Рядом со мной, на сухой ветке тальника, сидит другой «рыбак», он в зеленом камзоле с оранжевым нагрудником, хвост куцый, а голова непомерно большая, и толстый длинный нос.
Он удачнее меня рыбачит, и я с некоторой завистью наблюдаю за ним.
Вот он сидит спокойно, поглядывая то на меня, то на воду. Я не мешаю ему, и он нисколько не боится моих взмахов удилищем. Ему все это не нужно, чтобы поймать рыбку. Он мгновенно срывается с ветки и камнем падает в воду. Сначала я подумал: потонул мой сосед! Нет, он вскоре появился на своей ветке, и в его толстом клюве я вижу трепыхающегося серебристого чебачка. Без помощи лапок он быстро поворачивает рыбку к себе головой и заглатывает.
Он давно уже рыбачит и глотает свою добычу, но каждого нового чебака все дольше и дольше задерживает в клюве и часто посматривает под корягу, нависшую с берега над водой. Наконец, я догадываюсь: там у него гнездо.
Чтобы увериться, я наваливаюсь на пенек и притворяюсь спящим. Зимородок долго наблюдает за мной, потом пикает, из-под коряги показывается его подруга, такая же зеленая, но менее нарядная. Они поймали по рыбке и скрылись под корягой.
Мне стоило больших усилий, чтобы заглянуть в их гнездо. Нора была очень глубокая и почти вся выстлана рыбьими косточками и чешуей. По этим признакам я догадался,
ВРАГИ
Для ночевки мы избрали высокий берег против Комариного мыса. Озеро Подкалиновое, отделяющее нас от злополучного мыса, было глубокое и рыбное. Впрочем, комаров и здесь было достаточно. Рыбаки и охотники любят давать свои названия каждому месту, где побывают. Давно уже нет никакой калины, а озеро называется Подкалиновым; у протоки Криводановского плеса совсем нет никакого луга, а название «Божий лужок» осталось. Так и с Комариным мысом: кого-нибудь покусали комары, и название укрепилось. А право же, там не больше комаров, чем в других местах, прилегающих к Кудряшевскому бору.
Мой друг, Николай Дмитриевич, поставил свою сетку-частушку на мелком месте, надеясь поутру выбрать из нее достаточное количество ельцов и сорожек. После захода солнца упала обильная роса, комарам это не понравилось, мы спокойно поужинали и легли спать.
Рано утром Николай Дмитриевич отправился на противоположный берег постоять зорьку с ружьем.
Из боровой чащобы, где молодняк вырос и поднялся на крыло, утки стайками летали на большое Духовое озеро и на ближайшие колхозные поля. Возвращались они рано утром, и постоять на перелете было заманчиво.
А я с восходом солнца снарядил свой спиннинг и решил прощупать всю яму против Комариного мыса. Клев был не особенно горячий, и, несмотря на это, я не мог взяться за ружье, когда надо мной проносились утки. Эту слабость я заметил за собой с тех пор, как подружился со спиннингом.
Стою, подбрасываю хитроумную обманку, поднимаю на высокий берег прохладных красноперых окуней и реже — зубастых щук. Вдруг слышу, кричит Николай Дмитриевич:
— Плыви сюда!..
«Что такое, — думаю, — случилось?»
Подплываю к нему, спрашиваю:
— В чем дело?
— Смотри, — говорит Николай Дмитриевич и показывает пальцем.
Впереди него, в трех метрах, бурлит вода. Я пристально смотрю на это место и вижу: на поверхности показываются два рыбьих хвоста. После удара по воде хвосты исчезают и сейчас же появляются почти на том же месте.
— Ничего не понимаю… Вероятнее всего, щука схватила крупную рыбу и не может с ней справиться… Я сейчас выстрелю… — говорит Николай Дмитриевич и хватается за ружье.
Я вовремя останавливаю его.
— Подплывем ближе, — говорю, — посмотрим…
И вот наши лодки сблизились. Почти на поверхности воды стоит чудовище с двумя хвостами и одной головой. Чудовище пучит на нас большие выпуклые глаза и одновременно работает двумя хвостами, не подаваясь ни вперед ни назад: силу удара одного хвоста парирует такой же удар другого.
Природа не могла произвести на свет такое уродство, да оно и не могло бы существовать — голова соединяла два тела. Я ловил щук без жаберных покрышек, с переломанным хребтом, но они могли питаться. Такого же урода я еще не встречал.