Порнографическая поэма

Тернер Майкл

Я взглянул на часы. Конечно, я опоздал. Я подождал, пока Риз и Браун завернут на Валли-драйв и скроются из виду, потом схватил орхидеи и понесся вниз по ступеням. По лестнице как раз поднимался Карл. Он нес для матери платье, которое она собиралась надеть на мой выпускной вечер.

— Очень мило, а? — просюсюкал он, разворачивая платье и показывая его мне.

— Да, Карл. А теперь, пожалуйста, не мог бы ты убрать с дороги свой ебаный автомобиль?

Карл сменил тон. Он вытащил из кармана ключи от своей машины и протянул мне: «Вот, возьми лучше „кэдди“ [62] . Не хочешь же ты сегодня показаться

на людях с этим куском говна, на котором все еще ездит твоя мать?»

62

Caddy — уменьшительно-ласкательное от «кадиллак» (Cadillac).

— Какая, на хуй, мне разница? — подумал я. — После всего, что случилось.

18.11

— Как прошел выпускной вечер?

— Глупо.

— О чем вы говорили с Черил?

— Ни о чем.

— Обсуждали ли вы прощальную речь, которую должны были сказать на вечере?

— Черил объяснила мне, почему именно мне досталась эта честь.

— Она сказала, это был розыгрыш.

— Именно так.

— Она сказала, выпускники подумали, что выбрать вас будет очень забавно.

— Вы правы. Она заявила, будто все считают меня психопатом.

— У вас действительно была репутация человека непредсказуемого.

— Это правда.

— Почему же вы не отказались? Или это было бы слишком предсказуемо?

— Я бы отказался, если бы не мисс Абботт. Она считает, что в ее классе я — один из немногих выпускников, которым есть что сказать. Убедила меня, что мне предоставляется возможность сказать школе, что я о ней думаю.

— И что же выпускники — остались они довольны вашей речью?

— Нет. Боюсь, она пролетела над их головами. Думаю, в большинстве своем они надеялись, что я убью кого-нибудь из учителей или хотя бы опущу по полной программе.

— О чем еще вы говорили с Черил?

— Да в общем-то это и все. Еще она спросила, слышно ли что-нибудь о Нетти. Я солгал, будто мы поддерживаем переписку. И спросил, что слышала она сама. Она ответила, что они не общались со времени той вечеринки дома у Нетти. Я спросил, дружили ли они, и она ответила, что на самом деле нет. По ее словам, миссис Смарт перед тем вечером просто взяла ежегодник дочери за семьдесят шестой год и пригласила всех, чьи имена были туда вписаны. Я сказал Черил, что она вполне могла бы отказаться. Она ответила, что миссис Смарт ни за что бы ей этого не простила. Я забыл, о чем потом шел разговор, помню только, что Черил очень оскорбилась и мы больше не разговаривали.

— Вы сказали: «А как поживает твоя старая приятельница Синди Карратерс?»

— Да, точно. И это был конец.

— И это выглядело особенно неприятно, так, будто вы хотите растравить старую рану.

— Мне не понравилось, как она говорила о Нетти.

— И вы заставили ее плакать.

— Это была не моя вина.

— Чья же тогда?

— Не знаю. Я хочу сказать, все это было очень странно. Когда я за ней заехал, она ждала меня на крыльце. Как только я подъехал, она немедленно подбежала к машине и прыгнула на сиденье. У меня было ясное ощущение, что она только что повздорила со своими родителями, потому что ее отец что-то вопил ей вслед, а мать смотрела в окно, странно скрючившись — кажется, она плакала. Думаю, что это было настоящей причиной того, что Черил тогда плакала. Домашние неурядицы. Ко мне это не имело никакого отношения.

— Говорили ли вы с Бобби?

— Нет. Но вы, без сомнения,

будете рады узнать, что он стал атлетом года среди двенадцатиклассников.

— С Марги Скотт?

— Нет.

— А с Шоной Ковальчак? Вы с ней танцевали.

— Да, она была в моей танцевальной карточке. Вероятно, еще один плод компьютеризации. И уж, конечно, еще одна шутка надо мной.

— Что вы ей сказали?

— Сказал, что она очаровательна, что было правдой. В ответ она наградила меня лучшим поцелуем, какой я когда-либо получал в жизни. Чудесный ротик.

— Говорили ли с Джеффри Смит-Гарни?

— Нет.

— С Алистером Ченем?

— Он подал мне руку, и я потряс ее.

— А как насчет вашего отца? Он тоже там был.

— Не заметил.

— С кем-нибудь еще общались?

— Нет. Мне хотелось поскорей покончить со всем этим. Все, о чем я мог думать, — что случилось с Робином, да еще, может быть, о Ризе и Брауне.

18.12

Прощальная речь

Леди и джентльмены, учителя и обслуживающий персонал школы, выпускники 1980 года, добрый день!

Готовя свою сегодняшнюю прощальную речь, я посетил школьный архив и просмотрел прощальные речи прежних лет. Я искал образец, серию клише, которые мог бы связать воедино, чтобы подготовить вас к следующим пятидесяти годам вашей жизни. Но я изменил свое намерение. «Слишком цинично», — подумал я. Вместо этого я посетил кабинет технических средств обучения и взял там этот видавший виды проектор. То, с чем я в действительности хочу познакомить вас в этот вечер, — это модель, модель, которую я изобрел, будучи учеником этой школы. Полагаю, что это изобретение принадлежит всем нам и будет справедливо им поделиться с вами, потому что, знаете вы об этом или нет, все вы — включая учителей, родителей и обслуживающий персонал — внесли свой вклад в это открытие. Я называю его детектором лживости. Вполне возможно, что он в один прекрасный день спасет вашу жизнь. Итак, если позволите.

18.13

После прощальной церемонии в программе шли танцы, а после танцев мы были свободны. Теоретически так. Но на самом деле предполагалось, что после окончания церемонии мы съездим домой переодеться, а затем примем участие в ряде мероприятий, тщательным планированием которых в течение последнего года занимался специальный выпускной комитет: бесплатный обед, спонсируемый местным «Макдоналдсом», ночь с кострами на Форшорс-Бич, завтрак с шампанским на следующее утро, гулянка в «Хьятте» после короткого сна и, наконец, разбивка палаточного городка для первоклассников на школьной территории. Неплохо. Разумеется, я не принял участия ни в одном из этих мероприятий. Я собирался посвятить выходные выяснению всей подноготной того, что случилось с Робином.

Поскольку Черил обиделась на меня, я вернулся домой один на Карловом «кэдди». Я намеревался переодеться и как можно быстрее ускользнуть в город, чтобы заняться расследованием смерти Робина. К несчастью, Фэлкон был по пути. На пороге дома стояла мама, махая мне рукой. Еще того хуже: за ней стоял Карл с камерой, готовой к съемке. Нечего и говорить: мама была совершенно выбита из колеи, когда увидела меня, вылезающего из машины в одиночестве.

— А где твоя партнерша? — вскричала она.

Карл направил камеру на нее и стал снимать.