Порочен, как грех
Шрифт:
Никто прежде не отказывался от ее добрых жестов, и к тому же столь грубо. Ее всегда хвалили за способность сочувствовать другому. Но то была гордыня – полагать, что сочувственных слов молодой девушки будет достаточно, чтобы исправить такого юношу, как Гейбриел.
И вероятно, будет еще большей гордыней полагать, что женщина может сбить его с того пути, который он выбрал.
Глава 23
Так в последние недели лета установился некий ритуал. Каждую пятницу вечером вне зависимости от того, была ли погода хорошая или плохая,
В промежутках между этими вечерами он изобретал один повод за другим, чтобы встретить Элетею во время ее ежедневных прогулок верхом, пока она не перестала подшучивать над ним, говоря, что ее это удивляет, а он перестал искать оправдания. Дважды он сопровождал ее и миссис Брайант в поездках по приходу. Но поклялся не участвовать в этих делах после того, как одна старая вдова, которую они посетили, сообщила Элетее, что некогда школьный учитель застал Гейбриела за писанием грубых стишков на латыни.
Всю дорогу домой она смеялась над этим. Смеялась и миссис Брайант.
– Это был не я, – настаивал он. – Это был мой брат Колин. У него есть талант.
– К проказам? – предположила Элетея; ленты у нее на капоре танцевали вокруг белой шеи.
Она неудобно сидела рядом с миссис Брайант, правившей своей двуколкой, точно фригийская богиня плодородия Кибела – повозкой, в которую были запряжены львы.
Гейбриел ехал рядом с ними на своем андалусце, наслаждаясь этим зрелищем. Он и в детстве не владел латынью настолько, чтобы кропать на ней стишки, да и теперь не преуспел бы в этом. Его не беспокоило, что она над ним посмеивается. Ему нравилось быть с ней, слышать ее голос. Но когда их взгляды встречались, ему казалось, что по спине его проводят чем-то острым. И он не знал, выдержит ли эту муку.
Гейбриел отвел глаза и стал смотреть на лес.
– Вы приедете к чаю? – беспечно спросила миссис Брайант.
Гейбриел прищурился. Ему показалось, что он видит какую-то фигуру между деревьев, столь смутную, что она казалась ему отражением его собственного прошлого. К чаю? Он не хотел чаю, но он будет его пить.
К концу пятого званого ужина – каждый из этих ужинов заканчивался позже предыдущего – Гейбриел не мог заставить себя уехать домой. Граф Рексем отправился с визитом к родителям молодой леди, на которой собирался жениться. Леди и лорд Понтсби уехали рано, жалуясь друг на друга и на сильный насморк.
Гейбриел вежливо откланялся.
Но, будучи в глубине души человеком невежливым, он кружил вокруг дома до тех пор, пока не убедился, что все гости разъехались. И тогда он вернулся. Элетея подошла к двери, неся кашемировую шаль леди Понтсби.
– Я знала, что вы вернетесь за…
– За вами? – Он бросил взгляд на дорогую шаль и поджал губы. – Это не в моем стиле. Все эти узоры и бахрома. Я скорее…
– Негодяй? –
Он прошел рядом с ней по холлу, под геральдическими щитами, и его шаги заглушались топотом прислуги, которая сновала взад-вперед, унося со стола посуду и гася восковые свечи, освещавшие столовую и гостиную.
– Я передумал насчет десерта.
Она покачала головой, едва удерживаясь от улыбки.
– Вы вернулись слишком поздно.
– И мне ничего не достанется?
– Полагаю, еще осталось немного бренди и кекса…
– Я не этого хочу, – сказал он с прямотой, от которой она широко раскрыла глаза.
– Не знаю, что вам ответить, Гейбриел, – сказала она, помолчав. – Конечно, я – скучное общество по сравнению с дамами, которых вы знали в Лондоне.
Он грустно усмехнулся:
– Вы шутите. Известно ли вам, какие это пустоголовые женщины?
– Не все они пустоголовые. Некоторые очень умны.
Гейбриел нахмурился:
– Ни одна из моих знакомых не умеет играть в «Ударь тапочкой».
– Вряд ли это можно считать интеллектуальным досугом.
Его глаза насмешливо сверкнули.
– Ни одна из них никогда не могла обыграть меня в вист.
– Вы нам поддаетесь, Гейбриел.
Он помолчал, стал играть на ее сочувствии:
– Вы хотя бы немного представляете себе, как одиноко в Лондоне такому человеку, как я?
Ее ответ застал его врасплох:
– Не более одиноко, чем мне здесь.
Он уставился на нее, поняв, в чем она призналась.
– Я не могу его заменить, да?
– Я никогда не стану сравнивать вас с ним, – сказала она пугающе свирепым голосом.
Он выпрямился. Когда же он научится держать рот на замке? Теперь он испортил их шутливый разговор, вспомнив о другом человеке.
– Прошу прощения. Я знаю, как глубоко вы любили…
– Я не любила.
– Что?
Она не любила Джереми? Неужели она говорит серьезно? Конечно, нет.
Элетея повернулась, явно смущенная. Он подумал, что она не решается произнести чтимое ею имя Джереми вслух, боясь какого-то эмоционального срыва. Хотя он и был недоволен тем, что ее горе так глубоко и она ищет утешения, соблазняя картежника, – такое у него сложилось мнение, – он все же не был сильно обескуражен и не собирался отказываться от того, что судьба давала ему в руки.
Он привлек ее к себе и поцеловал в затылок. Она задрожала, но не отстранилась. Кровь в нем закипела от предвкушения будущих наслаждений.
«Что бы я ни сделал, пожалуйста, не дай мне упустить этот шанс». Потому что как бы отчаянно он ни хотел ее, она по-прежнему оставалась его милой девочкой со смелым сердцем – девочкой из тех, самых мучительных дней его прошлого. Он предпочтет умереть, прежде чем навлечет на нее позор.
Он медленно привлек ее ближе к себе, стиснул руки у нее под грудью, заглушив в себе стон наслаждения. Все его чувства обострились. Это было восхитительно. Ему нравилось, как она прижалась к нему, словно между ними было что-то большее, чем просто желание.