Порочное полнолуние

Рууд Рин

Чад сжимает бедра, вынуждая замереть и лишая инициативы. Оборотни проникают в меня с трех сторон резкими рывками, растягивая внутренности и глотку острым и болезненным удовольствием. Их движения прокатываются по телу волнами дрожи, что вытекает из меня неразборчивым мычанием и всхлипами. Они нарастают вместе амплитудой яростных фрикций и с потоками семени разрывают меня судорогами мощного и черного оргазма.

Крис убирает с затылка крепкие и безжалостные ладони, что удерживали голову, и я постанывающей тряпкой падаю на грудь хрипящего Чада. Откашливаюсь

от вязкой и вспененной слюны и вытираю рот. Эдвин с покряхтыванием сползает на пол, и с тихим удивлением шепчет:

— У нее попа такая узкая.

— Замолчи, — пристыженно стенаю в шею Чада.

— В следующий раз задница моя, — глухо и бесстыдно отзывается Крис.

— Нет-нет-нет, — я неуклюже переваливаюсь через Чада и подлокотник.

Не удержав равновесие, валюсь на пол и отползаю к пустому креслу справа от стола. Между ног тянет и горит, словно к промежности приложили горячий шершавый камень. Разминаю затекшую шею, глядя на братьев, и выдыхаю:

— Это было чересчур, мальчики.

А затем, пошатываясь, встаю и ковыляю к запертой двери. Вот еще урок, который стоит усвоить: мне не рекомендовано находится с оборотнями в одном помещении дольше пяти минут, ведь на шестую я ныряю в их объятия и без метаморфозы в волчицу. Что дальше?

— Ах ты, падла мохнатая, — рычит Крис.

Оскорбленно оглядываюсь.

— Не ты, — он торопливо натягивает штаны, и Эдвин следует его примеру.

— Ну не мудак ли? — Чад встает с кресла и вправляет член в штаны.

— Да когда он уже сдохнет? — шипит Крис и в ярости вышагивает мимо меня к двери.

Глава 35. Откровения на лестнице

Я грешным подумала, что Герман, старый обормот, подглядывал в замочную скважину, пока его внуки творили со мной непростительное безобразие в три хвоста. А как я могла расценить злобный рык Криса, скрежет зубов Эдвина и сжатые кулаки Чада?

В возмущении кидаюсь к двери, проворачиваю ключи в замочной скважине и выскакиваю в пустой мрачный коридор. Никого! Мое желание навалять старому бесстыднику слетает с губ расстеряным возгласом.

— Живьем закопаю, — мимо шагает Крис.

— А что, собственно, происходит? — оглядываюсь на Чада, который выплывает из библиотеки, торопливо собирая волосы в пучок.

Вместо ответа он мажет небрежным поцелуем по виску, и продолжает путь.

— Эй! — делаю шаг, закусываю губы, потому что под копчиком неприятно потянуло.

— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Эдвин, заглядывая в лицо.

— А ты как думаешь? — сквозь зубы интересуюсь я.

Рыжий любитель пристроиться сзади хлопает ресницами.

— Задница болит, — бесстыдно и откровенно заявляю я. — И кто виноват?

Эдвин краснеет и сдавленно шепчет:

— Прыгни в волчицу, пожалуйста.

— Вот же извращенец!

— Да я в этом смысле, Ласточка! Тебе полегчает! Регенерацию ускоришь.

— Мне ничего не надо было ускорять, если бы ты был понежнее, — приближаю свое лицо

к его, пунцовому и смущенному. — Давай, я тебе палец суну в твою в хорошенькую попку?

— Не надо! — возмущенно охает он и отступает.

— А что так? Ты в меня членом вообще потыкался, — напираю на него в праведном гневе и опять замираю от болезненного зуда между моими прелестными булочками.

Вздыхаю и опускаюсь на четыре лапы. Метаморфоза отзывается в теле теплом, а под хвостом ничего не тянет и не беспокоит.

— Ты такая сладенькая, — Эдвин садится передо мной на корточки, и в восторге облизываю его лицо.

Он тоже сладенький. И кудряшки его рыженькие — просто прелесть. И близость с ним и его братьями теперь мне вспоминается мне нежной, страстной и полной любви. В общем, я бы повторила.

Треплет за уши и отстраняется, влюбленно вглядываясь в глаза. Каков красавчик. Поддаюсь в его сторону, и очухиваюсь уже с его языком во рту и прохладными пальцами на лице.

— Подловил! — резко отпрянув, вскакиваю на ноги и одергиваю под платья.

— Поцелуй меня еще, — смотрит снизу вверх щенячьими глазками.

— Иди ты, — со злым рявком топаю к лестнице, подхватив туфли, что слетели с волчьих лап.

— Ой ладно тебе, Полли! — Эдвин следует за мной тенью. — Ты сначала дразнишь, а потом удивляешься, чего это мы такие несдержанные. И сама-то в момент не особо была против моего члена.

— Вот же, — разворачиваюсь к нему и тычу пальцем в лицо, — как ты смеешь?

— И еще посмею, — Эдвин с угрозой щурится, — теперь у меня на очереди твой прелестный ротик, Ласточка.

И шагает победителем к лестнице, а я минуту стою, указывая пальцем в пустоту. Когда скромный, смущенный юноша успел обратиться в похотливого кобеля? И кто виноват? Я?

— Эдвин! — охаю я и семеню за ним. — Твои братья на тебя плохо влияют!

— Ну-ну, — невесело отзывается он.

— Скоро начнешь и Бесправниц похищать.

— У меня есть ты. Сюрприз, Ласточка, — Эдвин оглядывается, зло сверкнув глазами, — но после встречи с Нареченными интерес к другим затухает.

Да, видимо, это я испортила милого мальчика.

— Знаешь, Полли, а еще это очень тяжело делить одну Нареченную с братьями, — голос Эдвина становится глухим. — Каждому из нас сложно. Каждый из нас предпочел быть единственным у тебя.

— А это не я виновата.

— И не мы. И нам в сложившейся ситуации куда труднее, чем тебе. Ты не конкурируешь ни с кем за наше внимание.

— Ну, слушай, мохнатой сучке вы все милы, — перескакиваю через несколько ступенек и нагоняю Эдвина на лестничном пролете. — Одинаково.

— Можно ли считать это признанием в любви, — крутанувшись ко мне лицом, он приподнимает брови.

— Хитренький какой. Хочешь быть первым, кому признается Нареченная в любви? — легко и беззаботно смеюсь, а затем захожу ему за спину и прижимаюсь всем телом, шепча на ухо. — Как ты думаешь, в моих силах натравить вас друг на друга, чтобы вы глотки друг другу перегрызли за милую пушистую волчицу?