Порочное влечение
Шрифт:
– Расслабься и не дергайся, а то будет больно, – я не понимала, о чем он говорит, ведь мы уже занимались сексом и терпимая боль от первого раза и потери девственности уже позади. Растерялась и подумала, какому еще унижению тот может меня подвергнуть. Его пальцы снова скользнули в меня, но только для того, что бы собрать немного смазки и… растереть ее по анальному отверстию.
– Ты порвешь меня! – в панике закричала я и задергалась более активно, чем раньше, умоляюще прошептав:– Не нужно. Я не хочу. Я уже поняла все. Я не буду пытаться сбежать. Клянусь!
– Я трахну тебя в любом случае, – монотонно говорил он, пока его пальцы растягивали меня там, где не было еще никого. И не должно было быть. Затем он медленно придвинулся
Понимая, что уже ничего не сделаю, я закусила кулак и, глотая слезы, терпела его уверенные и сильные толчки. У меня не было сил расслабиться, так что можно только представить, какой узкой я была внутри. Спустя несколько минут он мощно кончил в меня и прорычал:
– Да… Мышка… Хотя можешь устраивать такие фокусы каждый день… Мне чертовски нравится твоя упругая задница.
Затем спокойно, словно ничего и не произошло, отстранился, и я услышала, как он застегивает свою ширинку.
Сил думать, устраивать разбор ситуации, анализировать свое и его поведения не было. Я чувствовала себя высосанной до дна, опустошенной, отрешенной от ситуации и внешнего мира… Когда он обошел стол и я краем глаза увидела его брюки, Роберт монотонно отдал приказ:
– Вставай. Тебе еще нужно выпить таблетку.
Ноги были ватными, голова кружилась, тянуло в сон. Мысль о том, что нужно опереться руками и поднять свою тушку, казалась нереальной, но я не умела отступать и показывать слабость. Поэтому резко уперлась руками и оттолкнула себя от стола. Удержать равновесие не удалось, и последнее, что я помню, как Роберт, непонятно каким образом оказавшись около меня, подхватил на руки и куда-то понес.
Глава 6
Роберт. Три года назад…
– Сучонок… – рыжая бестия наклонилась надо мной, а ее яркие кудри развевались от легкого подвального сквозняка, играя в лучах лампы темными тенями на моем лице. Это было первое, что я увидел после пробуждения. Тело ныло, а живот я вообще не чувствовал. – Напугал нас, урод. Думали, уже придется закапывать труп в посадке.
Виола когда-то была любовницей отца. Она работала в престижной московской клинике хирургом и познакомилась с ним во время одного социального мероприятия, где тот вручал ключи от больницы, которую построил на деньги “ZoMalia Industries”. Она резко отличалась от других его пассий: худая, но совершенно не модель; симпатичная, но по-своему, а не по голливудским стандартам; умная, острая на язык, не терпящая лжи и никогда не лгущая. Все это можно было прочитать по уставшим, немного осунувшимся глазам, которые были такими не из-за непосильной работы (после того как она бросила папу, он закрыл клинику и навсегда отрезал ей пути к построению достойной карьеры), а скорее от общей усталости от всего мира. По тонким губам, вечно были сложенным в узкую линию и никогда не улыбавшимся. По острым скулам, делавшим ее похожей на дистрофика, но не убавлявшим ее женской, взрослой привлекательности.
Когда она только начала путаться с моим отцом, я все никак не мог понять причины. Она – врач с практикой в США, пятью защищенными диссертациями, с великой целью вылечить весь мир и погруженная в работу с ночи до утра. Мой отец – не пропустивший ни одной юбки ловелас, хозяин самой крупной в стране корпорации, озабоченный только заседаниями на советах директоров, курсом валют и возможными потерями в бизнесе. Первое время ребенок во
Первым не выдержал серьезных отношений папа и изменил Виоле с секретаршей. Не знаю как, но она узнала и просто ушла, а от отца так просто еще никто не уходил. Он не стал унижаться и просить ее вернуться, хотя очень страдал, он просто испоганил ее жизнь, вогнал в долговую яму и депрессию, длиною в жизнь. Теперь она зарабатывает на проживание незаконными операциями на дому, и я был тем человеком, который поддерживал ее материально скорее из жалости, а не из-за сильной любви.
Именно поэтому я попросил девушку в переулке позвонить Виоле, был уверен, что она не посмеет отказать. Девушку… Перед глазами снова появился этот темноволосый ангел с детским, непосредственным лицом… От одной мысли, что она все же не побоялась и спасла меня, по телу разливалась гордость, словно она была моей… Кем? Понятия не имею, но кем-то очень дорогим сердцу. Даже сейчас я понимал, что это первый человек в моей жизни, который сделал что-то для меня бескорыстно, просто по велению души.
– Девушка… – прохрипел я и поморщился, чувствуя, как каждая сказанная мною буква отдает болью в рану. – Где?.. Она нужна мне… Позови…
– Тише-тише, – Виола, словно мать, аккуратно поправила жгут на моем животе и обеспокоенно сказала: – На тебе закончилось обезболивающее… Так что скоро пройдет действие первой и последней порции – будь готов к адской боли. Кстати, я не звонила твоему отцу. Должна была? – я отрицательно покачал головой, и она согласно кивнула. – Спасительница твоя в коридоре сидит. Представляешь, звонит ночью телефон. Смотрю – Роберт! А в трубке какая-то девочка! Говорит, типа, тебя пырнули ножом, ты без сознания и срочно нужно спасать, – я грустно усмехнулся, понимая, какое "счастье" доставил Виоле этим вечером… или утром? Из-за задвинутых створок ничего не было понятно. – Позвать ее? Она отказывалась уходить, пока не удостоверится, что ты жив. Говорит, не сможет жить с мыслью, что убила человека…
Что-то кольнуло в груди, и это не рана. Что-то приятное, разливающееся теплом по животу и даря прилив нежности в адрес незнакомки.
– Полина, иди сюда! – Виола закричала так, что я решил: все Полины Москвы сбегутся ко мне, но дверь медленно и неуверенно открылась, а в нее вошла хрупкая девушка, испуганно осматривая подпольный хирургический кабинет. Сейчас, пребывая в сознании, я мог оценить ее более детально: маленькая и хрупкая, как фарфор; худая, но с пышным бюстом; волосы доставали почти до талии и завивались легкими и аккуратными локонами; пухлые губы напоминали сердечко и манили поцеловать их или потрогать пальцами; пухлые щечки придавали ей какой-то детский вид, говоря, что их хозяйке нет и пятнадцати, зато умные темные глаза делали ее старше и ярко отображали все эмоции хозяйки, раскрывая ее окружающим, как книгу. Мне бы хотелось ее почитать, причем от корки и до корки.
– Спасибо, – впервые в своей жизни я сказал это слово искренне, надеясь донести до нее, как сильно я поражен ее самоотдачей, характером, красотой. Мне хотелось обнять ее и никогда не отпускать, но я понимал, что сейчас не в состоянии даже встать. – Сколько тебе лет?
– Шестнадцать, – робко ответила она, делая первый шаг в мою сторону. – А что?
– Я думал, тебе нет и пятнадцати, – честно признался и улыбнулся своей самой очаровательной из заготовленных улыбок. Но, на мое глубочайшее удивление, девушка никак не отреагировала. Ее больше интересовали моя рана и синяк на лице, которые она изучала с холодностью хирурга. Полина, так, кажется, ее назвала Виола, смотрела на меня не как другие девушки. Она смотрела НА меня, а не СКВОЗЬ и видела просто человека, обычного парня, возможного друга, без одной задней мысли и злого умысла.