Порочные Фейри
Шрифт:
— Клянусь звездами, это была шутка!?
— Нет, — сразу же ответил я.
— Да, это была шуткааа, — пропела она, ухмыляясь от уха до уха. Черт, как приятно было заставлять ее так улыбаться.
— Просто приступай к делу, — потребовал я. От жужжания иглы моя кожа запылала от желания. Я хотел истечь кровью ради Элис.
— Нет, пока ты не начнешь рассказывать мне об этих шрамах, — настаивала она.
Из меня вырвалось шипение разочарования. — Ладно, — прорычал я. — Мне их оставил один из Оскуры.
— Тебе придется быть более конкретным, — она держала иглу наготове, и резкий укол в груди заставил
— Мне нужна боль, чтобы говорить об этом, — серьезно сказал я, и ее брови сошлись.
Она опустила руку, прижимая иглу к моей коже, и я вздохнул, когда она вонзилась в мою плоть и дала мне облегчение, в котором я нуждался.
— Мой отец был убит Оскурами, — сказал я, наблюдая за ее реакцией, но она сохраняла нейтральное выражение лица и смотрела на иглу. — Через несколько месяцев после того, как отец Инферно развалился на куски, Оскуры устроили ловушку, чтобы поймать моего отца. Они собрали всех женщин и детей среди нашего народа, кого смогли, и потребовали, чтобы мой отец пришел и отдал свою жизнь в обмен на их.
Элис нахмурила брови, но ничего не сказала. Думаю, она знала, что мне не нужна ее жалость. И я был этому рад.
— Он никогда не говорил мне правду, — мрачно произнес я, мои внутренности скрутило. — Я узнал обо всем, что произошло, спустя долгое время. Большая часть Братства последовала с ним на смерть, чтобы поддержать его. Он пожертвовал собой, чтобы спасти наш народ.
— Оскуры отпустили их? — спросила Элис, игла снова вонзилась в меня.
Я кивнул, но моя челюсть была сжата. — У них была другая цель, — прорычал я. — Пока Братство отсутствовали, а я оставался дома, за мной пришла тетя Инферно, Мариэлла Оскура.
Элис молчала, ожидая, когда я продолжу.
— Группа засранцев Оскура ворвалась в мой дом, и я сражался за свою гребаную жизнь против них. Но моя магия не была пробуждена, у меня даже не было моего Ордена, — моя кожа затрепетала от воспоминаний. То, кем я стал сегодня, определялось тем моментом. Если бы я был быстрее, если бы я сбежал… возможно, я не был бы сейчас таким пустым, таким разбитым. — Меня бросили в фургон и отвезли в дом Мариэллы на окраине Алестрии. И там я пробыл четырнадцать месяцев.
— Райдер, — в ужасе вздохнула Элис, ее рука замерла.
— Продолжай, — потребовал я, и она снова прижала иглу к моей коже, заставляя меня расслабиться. Эти воспоминания можно было пережить только через боль. Мне нужна была отдушина. Я не говорил об этом с тех пор, как рассказал этой суке, школьному психологу, мисс Найтшейд. И она никогда не уточняла деталей, только то, что было необходимо. Я рассказывал ей это в течение нескольких месяцев, давая кусочки то тут, то там. Но Элис получала все сразу. Я понятия не имел, почему, но, рассказывая ей об этом, я не чувствовал себя так, словно меня заживо съедали голодные муравьи. Именно так я чувствовал себя, рассказывая все Найтшейд. Она не имела права знать мое прошлое, но мне казалось, что Элис уже владеет им.
— Меня поместили в комнату без окон… — я содрогнулся при воспоминании об этом. Эту комнату я знал как никто другой. Каждый угол, каждую отметину на стене, каждую плитку на полу. — Как будто она сделала ее для меня. В двери была щель для еды, металлический унитаз и одно одеяло.
Элис прижала свободную руку к моей груди, и тепло ее ладони проникло в мою ледяную кровь. — Дай мне посмотреть, — вздохнула она, откладывая в сторону татуировочный пистолет.
Я перевел взгляд на нее и показал
— Продолжай, — шипела она, продолжая наносить татуировку.
Я прочистил горло, сосредоточившись на месте над ее плечом, и продолжил. — Она начала пытать меня каждый день. Сначала я думал, что ей нужна информация о Братстве, но вскоре стало ясно, что она просто хочет сломать меня, — мое сердце треснуло, как старый камень, но я игнорировал это ощущение и поспешил продолжить. — Она сжигала меня огненными кристаллами, замораживала мою камеру и оставляла в ней на несколько часов без одежды. Она резала меня лезвием из солнечной стали, и оставляла на моей коже шрамы, — это был один из немногих металлов в мире, который мог оставить постоянный след на Фейри. ФБР были единственными, кому разрешалось иметь клинки из этого металла: он был создан для убийства нимф. Но Оскуры всегда могли заполучить все, чего хотели. — Она никогда не заходила достаточно далеко, чтобы убить меня, и исцеляла меня всякий раз, когда я оказывался на грани.
Элис глубоко вдохнула, проводя пальцами по одному из шрамов на моей груди. — Черт, Райдер…
Я прикусил язык достаточно сильно, чтобы пустить кровь, и позволил сладости вкуса пронестись по моему рту. Иглы было недостаточно. Ничего не было достаточным.
— В конце концов, она начала выпускать меня из комнаты. Но я был вынужден вести себя хорошо. К тому времени я уже был в такой жопе, что был просто счастлив выбраться. Она давала мне лучшую еду, когда я выходил оттуда, и она начала… — я нахмурился, внезапно испугавшись, что подумает обо мне Элис, когда узнает все это.
Она погладила меня по щеке, заставив встретиться с ней взглядом. — Я не буду тебя осуждать, — поклялась она, рисуя крест над своим сердцем, и этот жест значил для меня все. Это было нашим. Это означало доверие.
Колебания в моем теле жужжали в такт с иглой. — Она начала быть милой со мной. Она гладила меня по волосам, целовала в щеку и обнимала, когда я хорошо себя вел. Но если я ее расстраивал, она сажала меня в деревянный ящик в гараже. Она наполняла его водой, пока я не начинал тонуть, запускала двигатель своей машины, пока я не начинал задыхаться. Однажды она подкинула мне бритвенных жуков.
Элис втянула воздух между зубами. — Как ты спасся от нее? — умоляла она, ее глаза блестели. По ее щеке скатилась слеза, и я нахмурился, потянувшись вверх, чтобы стереть ее.
— Не плачь из-за меня, Элис. Я не стою твоих слез.
— Ты стоишь каждой из них, — настаивала она, сильнее надавливая иглой и вызывая у меня стон, когда боль разлетелась по моему телу. Ее волосы упали вперед, лаская лицо и скрывая муку в ее глазах. — Продолжай.
Я тяжело вздохнул, потому что следующая часть была, вероятно, самой поганой из всех. — Ты можешь осуждать меня за это, но через некоторое время Мариэлла стала центром моей жизни. Она дрессировала меня, как гребаную собаку, и я стал выпрашивать у нее объедки. Я жаждал ее мягких прикосновений и нежных поцелуев. А через некоторое время… ее прикосновения стали носить сексуальный характер, — я сжал губы, гнев поднимался во мне, как прилив. Отвратительно. Мне было всего пятнадцать, черт возьми. — Какое-то время я был настолько сломлен, что забыл, кто я такой. Я забыл, что она держала меня в плену.