Порочный круг
Шрифт:
Карл попятился от него. От ужаса он потерял дар речи и забормотал:
– Нет. Нет, отстань.
Камера была маленькая; тремя гигантскими шагами Конго загнал Карла в угол. Он схватил его за руку. И небрежным поворотом запястья бросил на койку.
– Снимай штаны, белый. Давай сюда масло.
Тут Конго сам увидел бутылку с маслом на полке над раковиной, куда ее поставил Карл. Он взял ее и отвинтил крышку. Вернулся к койке. Карл свернулся в клубок, поджав колени к подбородку. Конго повернул Карла лицом вниз, потом встал коленом ему на спину между лопатками и содрал с него брюки. Высоко поднял бутылку и вылил половину ее содержимого
– Готов ты или нет, я иду, – сказал он, пристраиваясь за Карлом.
– Нет… – произнес Карл и закричал. Это был звук невероятной боли. Все ожидающие передавали Лукасу плату за вход, как зрители на футболе, и столпились в камере за парой на койке. У всех голоса охрипли от похоти и возбуждения. Один из них закричал:
– Вперед, Конго! Вперед, вперед, вперед!
Остальные подхватили припев:
– Вперед, Конго, вперед!
Неожиданно Конго выгнул спину, запрокинул голову и заревел, как лось в период гона. Человек, стоявший за ним, помог ему встать и сразу занял его место. Карл снова закричал.
– Боже, как сладко он поет! – сказал третий в очереди.
К тому времени как место над Карлом занял пятый, крики затихли. Последний, уходя, печально покачал головой:
– Парни, он, кажется, помер.
Конго отдыхал на койке рядом с Карлом. Но вот он встал и сказал:
– Нет, еще дышит. А если дышит, может и любовью заняться.
И снова встал за Карлом.
Пригласили доверенного санитара из больницы. Тот проверил пульс Карла под подбородком, на сонной артерии.
– На сегодня старине достаточно. Помогите спустить его вниз, и недели через две-три он будет готов к новым развлечениям.
К рассвету Карл от шока и потери крови находился в критическом состоянии. Вызвали врача. Тот приказал перевести Карла в главную тюремную больницу Хантсвилла.
В операционной из брюшной полости Карла с помощью помпы откачали почти два литра крови и семени. Затем врач наложил швы на порванные кровеносные сосуды, заштопал нижную часть толстой кишки и наконец влил три литра свежей крови.
Во время пребывания в больнице Карлу разрешили звонить по телефону и принимать посетителей. Он позвонил в Карсонский национальный банк в Хьюстоне и попросил того, кто вел его счета, навестить его. Карл был важным клиентом, и клерк немедленно отозвался.
До своего ареста Карл в течение двух лет и четырех месяцев работал в фирме приемного отца «Бэннок ойл». Вначале Генри назначил ему жалованье в сто десять тысяч долларов в месяц. Генри верил в политику кнута и пряника. И считал, что его единственный сын должен получать королевское вознаграждение.
К удивлению и радости Генри, Карл почти сразу проявил чрезвычайную деловую сообразительность и хватку, каких нельзя было ожидать от человека его лет и опыта. К концу первого года Генри с великой гордостью понял, что Карл финансовый гений, чья природная одаренность равна, а иногда и превосходит его собственную. Карл демонстрировал невероятное чутье на прибыль, как голодная гиена чует разлагающуюся тушу. Таланты Карла расцветали, а вместе с тем росло и его жалованье. К концу второго года он заработал место в совете директоров «Бэннок ойл», а его зарплата и директорские бонусы превысили двести пятьдесят тысяч долларов в месяц. «Семейный доверительный фонд Генри Бэннока» в соответствии с условиями должен был выплачивать ему сумму, втрое превышающую его личный заработок. Благодаря щедрости отца Карл даже
На шестой день Карл достаточно оправился от повреждений, и его вернули в лазарет в Холлоуэе. Он взял с собой новую чековую книжку, которую привез ему банковский клерк. Из больницы Карл через санитара связался с Лукасом Хеллером. В сообщении говорилось, что Лукас должен навестить Карла, если хочет узнать нечто полезное и выгодное.
Лукас снизошел до того, чтобы спуститься в лазарет – главным образом чтобы поиздеваться над Карлом, пока тот в постели.
Чтобы разговор шел без помех и чтобы показать свою добрую волю, Карл выписал Лукасу чек на пять тысяч долларов на Карсонский национальный банк. Лукас с благоговением посмотрел на сумму. У него редко бывало в руках столько денег за раз, но опыт отучил его верить в фею-крестную. Он отказывался верить в свою удачу, пока у него не появилась возможность съездить в город и предъявить чек в местном отделении банка.
Кассир без всяких придирок оплатил чек. Завеса спала с глаз Лукаса, и он уверовал. Вернувшись в Холлоуэй, он снова навестил Карла. На этот раз держался угодливо и подобострастно.
Карл приказал ему отнести сообщение Джонни Конго в отделение для смертников. Теперь Карл очень хорошо разбирался в структуре внутренних отношений в тюрьме Холлоуэй. Он знал, что Джонни Конго обладает огромным влиянием во всей тюрьме. Как огромный паук-людоед, он сидел в центре паутины и дергал за нити, которые тянулись и в кабинеты надзирателей.
Надзиратели опирались на Конго, чтобы поддерживать порядок среди заключенных. Если Джонни отдает приказ «мир и сотрудничество», администрация в состоянии поддерживать некое подобие порядка в системе, которая словно намеренно создана для производства хаоса.
Однако стоит Джонни Конго сказать «Бунт!», и всю тюрьму охватывает пламя мятежа; в мастерских, на галереях или на мостиках надзирателей убивают ножами, заключенные захватывают столовую и тюремный двор. Ломают мебель и оборудование. Убивают заключенных, сводя какие-нибудь старые счеты или по приказу Джонни. Бросают в надзирателей камни и выкрикивают насмешки, пока не придет национальная гвардия в полном защитном облачении и не восстановит власть надзирателей.
За сотрудничество с администрацией Джонни Конго пользовался особыми привилегиями. Когда в тюрьму привозили новых заключенных, он получал самых красивых, что Карл испытал на себе. Камеру Джонни никогда не обыскивали, поэтому его запас наркотиков и других предметов роскоши оставался неприкосновенным. Ему даже позволили в камере телефон, и он мог общаться со своими подельниками на воле. Его смертный приговор застрял где-то в системе; ходили слухи, что к этому приложил руку губернатор. Умники ставили на то, что Джонни умрет от старости без помощи человека со смертельной инъекцией в камере смертников, выложенной белым кафелем.
Если кто-нибудь вызывал неудовольствие Джонни Конго, проходило всего несколько дней, и проблему решал нож – на тюремном дворе или ранним утром в одиночестве камеры обидчика, которую местный надзиратель предусмотрительно забывал запереть.
Говорили, что влияние Джонни Конго простирается далеко за пределы тюремных стен. Все верили, что ему подчиняются гангстерские синдикаты Техаса и соседних штатов. За определенную цену он мог решать проблемы в таких далеких городах, как Сан-Диего или Сан-Франциско.