Порочный

Грин Эмилия

– Пришлось действовать решительно. Анри заручился поддержкой бывшей девушки Вильяма. Она позвонила Симоне и сказала, что беременна, а еще навестила парня в день приезда и выложила несколько снимков из его квартиры в инстаграм. Мона поверила. Дочка сама попросила уехать.

– А что же этот парень?! Вильям?!

Я глядела на них сквозь тонкую полоску света, испытывая ужас. Знала, мне совсем не понравится то, что она вот-вот расскажет.

– План Анри с шантажом Филиппа быстро провалился. У мужа с каждым днем появлялось всё больше проблем. Я хотела помочь ему…

Неожиданно мама замолчала,

и по кухне разлилась тягучая зловещая тишина. Даже не заметила, что из глаз уже давно сочатся слёзы. Часто-часто моргала, стараясь смахнуть их с кончиков ресниц, но они всё продолжали застилась глаза.

– И как же ты помогла, дочка? – язвительно поинтересовалась ба, шумно втягивая ноздрями воздух, как при гипоксии.

– Сказала Вильяму, что у Симоны случился очередной нервный срыв. Думала, теперь он точно оставит нас в покое, но вышло наоборот. Он всё испортил: примчался в Париж, разругался с отцом, поехал убедиться, что она в психушке…

– Это слишком жестоко. Я не верю, что ты это сделала…

– «Это большая политика. Люди в ней просто пешки!» – так всегда говорит Анри, – прошептала мама срывающимся голосом, заламывая руки.

– Что же произошло дальше? – безжизненно спросила ба.

– Пришлось попросить своего психотерапевта показать ему какое-нибудь отпугивающее видео, чтобы он даже думать забыл про мою дочь! Кто же знал, что они с придурковатым дружком полезут туда среди ночи?! – губы мамы затряслись.

Она зашлась новыми потоками рыданий, только теперь вместо жалости я испытывала чувство гадливости, как будто меня вымазали в грязи.

– О господи… – глаза ба наполнились слезами, а уголки губ обессилено поползли вниз.

– А теперь Анри меня ненавидит, им с Готье пришлось всё это разгребать: выложили кругленькую сумму директору клиники, чтобы замять скандал с ночным проникновением на территорию частной собственности! Потому что их сыновья уложили охранников, поставив на уши всю больницу! Безумие какое-то…

Стояла босиком на паркетном полу и не могла пошевелиться. Конечности одеревенели. Сердце превратилось в гранит. Веки налились свинцом, а губы так дрожали, что зуб на зуб не попадал. Мне было плохо. Жутко плохо. Из-за них мы с любимым страдали все эти дни и ночи. «Встретит еще с десяток таких Вильямов!» – пыталась восстановить дыхание, но в груди словно извергался вулкан, задымляя и уничтожая всё на своем пути. Как простить такое собственной матери?!

– Господи, это просто ужасно! Что ты натворила, дочка?! Ты хоть сама понимаешь, что ты сделала?!

– Мама, я так боюсь, что он меня никогда не простит… Я столько сил вложила в эти отношения. А он?! Анри недавно сказал, что женился на мне, потому что я олицетворяю идеальный образ первой леди страны. Он не любит меня. Не хочет ребенка. И уже несколько лет трахает свою секретаршу. Даже берет ее иногда с нами в поездки. Кажется, об этом в курсе вся его команда… Вся! Они смеются за моей спиной. Что мне делать, мама?!

– ДА О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ, ЖОЗИ?! – ба схватила стакан воды и со всего размаха плеснула жидкость в лицо матери. – Причем здесь Анри?! Ты совсем свихнулась! Чуть не угробила психику этому бедному парню! У тебя нет совести! Ты не заслуживаешь счастья!

Мама резко подскочила на ноги, вытирая лицо широким рукавом блузы.

Она ощетинилась, буквально наступая на бабушку с горящими огнём ненормальными глазищами.

– Зачем Моне этот бабник?! Он перетрахал всю прислугу в доме, половину моих замужних подруг… Хочешь, чтобы он увёз ее в Нью-Йорк, а когда наиграется, вернул как поломанную игрушку обратно?! Ты этого хочешь?!

– Ох, Жози, Жози… В кого ты превратилась, дочка?! Легран рано или поздно бросит тебя, Симона начнет жить своей жизнью… Мне страшно за тебя… – её голос растворился в истерических рыданиях матери.

– Я делала это ради Симоны! А знаешь почему?! Потому что я десять раз пожалела, что не послушалась тебя и вышла замуж в восемнадцать лет! Еще и забеременела так рано! Поступила на театральный, но была отчислена уже после первого курса из-за висящего на груди младенца! Отдала этому ублюдку лучшие годы жизни, а он променял меня на стриптизершу! Я не хочу для Моны такой судьбы! Пусть идет учиться, гуляет и наслаждается жизнью! И не совершает моих ошибок…

– Значит, я ошибка, мама?! – я вошла в кухню, когда уже за окном окончательно забрезжил рассвет.

Сердце сделало сальто, и улетело в пятки. Мне было нечем дышать, а перед глазами всё плыло.

– Ты всё слышала?.. – произнесла растрепанная заплаканная женщина, инстинктивно потянувшись рукой к баночке с успокоительным.

– Ага… – улыбнулась я, еле шевеля губами.

– Дочка, прости меня! Я делала всё это ради твоего блага…

– Хорошо. Теперь, я вижу, какая ты заботливая. С вашего позволения, пойду собирать вещи. Надеюсь, Вильям еще в Париже, – быстро развернулась и, глотая слёзы, убежала в свою комнату.

* * *

Уже окончательно рассвело, когда я достала компактную дорожную сумку и начала скидывать туда свое барахло. В голове не осталось ни единой мысли. Их вытеснил гул смертоносного роя десятков пчёл, готовый по одной команде растерзать нерадивых родственников.

Мы все были пешками в их большой грязной игре, и пока я загорала на лежаке под прованским солнцем, любимый сходил с ума от отчаяния. В очередной раз за это безумное утро набирала номер Вильяма. Хотелось столько всего ему сказать, но вместе ответа вновь и вновь доносилось сухое безэмоциональное: «Абонент временно недоступен». Тихо выругалась, обдумывая скорейший способ добраться до Парижа. На рефлексию и самокопание не осталось сил. Не сейчас. И не под одной крышей с матерью. Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, только не это… Я должна была скорее отыскать его. И тогда боль отступит, а происходящее не будет казаться настолько ужасным…

– Она уехала, – раздался за спиной усталый изможденный голос.

Бабушка присела на мою кровать и, скрестив руки на груди, пустым взглядом уставилась в окно.

– Как ты отпустила её в таком состоянии? – равнодушно поинтересовалась, будто наблюдаю за ситуацией со стороны.

– Успокоительные всё-таки подействовали. Жози умылась, привела себя в порядок и вновь сорвалась в Париж. Анри прислал за ней частный самолет – она и рада! – язвительно рассмеялась ба.

– Я тоже поеду. Только своим ходом. Люблю его и знаю – он меня ждет, – закрыла сумку, подходя со спины к сникшей пожилой женщине и, крепко обняв её, положила голову на плечо.