Порог

Гартунг Леонид Андреевич

После уроков я попросила его не уходить.

— Стихи пишешь? Давно?

— С прошлого года.

— А сегодня о чем писал?

Лицо его покрылось румянцем.

— Про лошадь.

— Интересно. Прочти.

Он протянул мне тетрадь. Я прочла:

Хозяину лошадь сказала: «Довольно!

Я живая, мне тоже больно.

Думаешь, я не такая, как ты?

Я ведь тоже люблю цветы».

Так сказала.

Что же потом?

Хозяин ответил кнутом…

Я посмотрела на Сеню, не скрывая любопытства. А он пояснил:

— Не могу, когда лошадей бьют.

— Ты Полине Петровне показывал?

— Нет, она просмеет…

И совсем не знаю, что делать с Генкой. Вызвала его к доске. И вижу: на ладонях у него формулы корней квадратных уравнений. На одной ладони неприведенного, на другой приведенного.

— Ты что ж, — спрашиваю, — до экзаменов решил руки не мыть?

Он ответил небрежно.

— До экзаменов выучу!..

А следующий урок у меня был свободный. Пошла посмотреть, все ли мои ушли на физкультуру. В классе Копейка, Круглова Нина и Генка.

— Почему ты не на физкультуре?

— А они почему? — И кивает на девочек.

— Им нельзя сегодня.

— А может быть, мне тоже нельзя?

Девчата смущаются, а Генка хитро посматривает то на меня, то на них. По нему видно, что все это притворство. Держится нагло. Сделаешь замечание на уроке, а он:

— А что? Я ничего!

Контрольную работу не сделал, подал пустой листок. Только внизу написано: «Умираю, но не сдаюсь».

В комсомол его не принимают — много двоек. Из пионеров он выбыл по возрасту. Попробовала ему дать интересную задачу. Не взял.

Математика ему не нравится. Порывист, нетерпелив. Ему нужно что-то, поражающее воображение. Вот вылезть на карниз между вторым и первым этажами, пройтись по нему вокруг всей школы — это стоящее дело. Тут не каждый рискнет.

А если на велосипеде, то не по дороге, а по самой круче, а потом затормозить так, чтобы из задней втулки дым повалил.

27

Первый осенний мороз. Берег одет туманом. Сосны стоят над яром, как серые декорации. Вода позванивает тонкими льдинками о берег, как стеклянными бусами.

— Егор! — зовет Тоня.

Из тумана голос:

— Давай сюда.

Плеск воды. Прямо из реки тяжело и шумно выходит Егор. Он в болотных сапогах, в брезентовом плаще поверх стеганки.

— Лодка там, — машет он рукой в туман. — Здесь мелко, не подъехать.

Егор

легонько подхватывает Тоню на руки и несет над водой. Спрашивает:

— То ли ты не ешь ничего?

— Почему ты думаешь?

— Нисколько в тебе весу нет.

Около лодки он останавливается, заглядывает в лицо.

— Хочешь, до самой Клюквинки донесу?

— Не надо.

— Я шутейно. — Осторожно ставит Тоню в лодку. — Клюкву-то в подол брать будешь?

— Я не за клюквой.

— А за чем?

— Сама не знаю.

И правда: зачем она едет? Чего ждет от этой поездки?

Егор вытягивает якорь. Лодка неторопливо идет вдоль берега. Егор на корме у руля. Тоня посредине, на скамье. Шум мотора мешает им разговаривать.

Туман подымается. Из него выплывает солнце. Обь совсем гладкая, только у самого берега в морщинах. Лодка идет, касаясь левым бортом ветвей наклоненных деревьев. Справа берег высокий, затем какая-то протока — длинный извилистый коридор среди бурого тальника. Вдали, как башни, синие ели.

Егор сбавляет обороты двигателя. Машет рукой: «Садись ко мне». Тоня пересаживается к нему. Он указывает на берег:

— Видишь ту лиственку?

Среди темно-зеленого, почти синего — золотое пятно.

— По правую руку от нее кордон стоял. Я там жил, у дяди. Мне десять лет тогда было, без отца, без матери остался. В том лесу и вырос. И Митька со мной. Кроме медведишек, кругом никого. А потом я мал-мало работать стал. Мы в Полночное перебрались. Митька девяти лет в школу пошел. А мне так и не пришлось доучиться. Вот каких дел отец наделал.

— За что его осудили?

— Он человека застрелил, кассира. Взял у него деньги и в тайгу. Только не долго бегал. Подранили его…

— А мать?

— Мать уехала куда-то. Белый свет велик…

Едут дальше. Кругом все то же. Вода, низкие берега. Пихты.

— Я вижу, ты спать хочешь, — говорит Егор. — Ты ляг. Я тебе постелю.

Тоня укладывается на стлани в носовой части лодки. Егор укрывает ее куском брезента.

— Спи.

Тоня то ли спит, то ли нет. И сколько проходит времени, она не знает. Ей тепло от солнечных лучей. Ветер ее тут не достает. Лодка тихо покачивается, как зыбка, хрустит тальником. Умолкает мотор.

— Вот и Клюквинка, — говорит Егор.

Тоня оглядывается. Кругом только тальник. Целые заросли. В одном месте он кем-то вырублен. На песке следы.

— Так прямо и пойдешь, — указывает Егор. — Не заблудишь? Хочешь, я с тобой?

— Нет, ты не ходи.

Тоня выбирается на проезжую дорогу. Впереди, на холме, село. Заходит в первую избу. Из сеней она сразу попадает в полутемную комнату. Окна завешаны простынями, посреди комнаты мужчина с бутылкой в руке и со стаканом. Он взлохмачен, небрит.