Порох и соль
Шрифт:
– Ты хочешь вернуться домой, мар-витт? Помоги нам. Морским королем клянусь, мы тебя не выдадим! Но и ты помоги.
Лисс оскалилась, ударом рапиры отсекая горлышко бутыли в руке. Красная кровь лозы побежала по соломенной оплетке. Мар-ши захохотала, сбегая по трапу. Передала бутылку кому-то из ребят. Роди, бросив в ножны на поясе обе абордажки, перехватил, махом осушил, швырнул за борт. Скрипела кожа, звенела сталь, ругань сыпалась похлеще водопадов из-за бортов.
– Я помогу. – Мар-витт Элейн скинула плащ, оставшись в кожаных полосах юбки. Ведьминой юбки, единственной одежды, признаваемой
«Марион» почти незаметно вздрогнул. Палуба еле слышно взвизгнула, сжимая доски. Скрипнули борта, чуть вогнувшись внутрь. Мар-витт половинила себя, сливаясь с кораблем и даря тому часть собственной жизни, роднилась, связывая воедино свою судьбу и просмоленные доски.
– Там отмель! – она кивнула вправо. – Сейчас на нее не сесть!
Хорне довольно осклабился. Отмель? Хорошо. Его дед пару раз делал сумасшедшие штуки, но возвращался домой. На третьей его новое судно пошло ко дну вместе со шкипером, но дед тогда выкарабкался и снова сделал «Марион» своим главным кораблем.
– Где?
Мар-витт показала еще раз. Положила руку на плечо Хорне, и он… Он увидел.
Матово сияющее пятно, в полутора кабельтовых, напротив острого шпиля скалы какого-то островка.
– Баклберри, право руля! Еще! Еще! Так держать! Рорк!
Громада скрипнула трапом, выросла рядом. Отец его был с Нордиге, черноволосый варвар-горец, осевший в Стреендаме. Сын шел по его следу, тому, что не оказался залит выпивкой. Синяя глина из горшка, постоянно таскаемого в мешке, засыхала на пол-лица и половину груди. А в каждой лапище Рорк сжимал по тяжелому топору.
– Сторожи ее. Дойдет до абордажа – умри, но сохрани.
Рорк выдохнул пар, довольно оскалившись.
– На сколько тебя хватит? – Хорне посмотрел на ведьму, сидящую на коленях, вцепившуюся в доски. Кровь медленно и ровно бежала по змеями татуировки, мешалась с водой, въедалась в палубу. Пока мар-витт слита с кораблем, «Марион» сильнее самой стихии.
Она мотнула головой, закусив губу. Смуглость отступала, становилась пеплом, но пока только на плечах. Скоро бледной станет грудь, живот, бедра. Когда лицо станет творогом, мар-витт провалится в черноту долгого сна. Или умрет.
– Сможешь удержать якорь и цепь, когда скажу?
Агаты глаз блеснули алмазной крошкой. Морское колдовство не просит слов и жестов. Оно молча жрет изнутри болью и высасывает силы. Море жестоко, но справедливо – дает и забирает одновременно.
Элейн кивнула. Хорошо. Хорне обернулся к преследователю. Ойялла, смуглые сукины дети, шли хорошо, залюбуешься.
Эмар разрезал шторм, шел через него, как колун через березовое полено. Дробил тараном волны, раскидывал пену носовым украшением, охотником с копьем, желающим пройти сквозь ребра северян. Ойялла уверенно рвались к добыче, чуя успех шакальими носами.
«Марион» скатился с водяного горба, встретил правой скулой следующего. Мачты гудели, тряслись в напряжении, туго натянутые ванты от воды стали жестче дерева, ветер рвал паруса, но те пока держались. Опаловое
Лисс закричала. Хорне обернулся к кораблю ойялла, понимая – только он мог привлечь внимание. И угадал, там, на эмаре, все же не выдержали, черти соленые!
«Скорпионы» били стрелами, брызжущими раскаленными каплями ханьского огня на кончиках, разгорающегося от скорости. Шесть хвостов орудия, шесть тугих канатов, шесть четырехгранных деревянных птиц со стальными клювами и пламенной слюной, подпаленной прислугой. Увидел ряд одинаковых огоньков вдоль борта – жди непрошенные подарки.
Стрелы шипели и плевались незатухающей огненной яростью. Две первых легли в сторону, забрав вправо. Две следующих зло прошелестели над головами. Бессильно и яростно раскидали алую слюну по палубе. Их ждали, гасили толстыми тюленьими кожами, греющимися, но не занимающимися огнем. Ханьский огонь тяжело тушить водой, его надо душить, не давать ему воздуха, только так спасать деревянного коня, плящущего под ногами.
Ветер выл и выл, стегая своими холодными плетьми. Флейкк разрезал чуть утихшие волны, раскидывал перед собой зеленую бороду пены. Северное дерево, впитавшее кровь мар-витт, скрипело, не подавалось перед ударами моря, гулко ломящегося к остывшим трюпам и пока горячим людям. «Марион», который раз, спасал команду, держась на соленых темных гребнях.
Вверху клокотало, не желая успокаиваться. На горизонте, порой оказываясь перед глазами, черно-серые клубы сплошного штормового неба обнимали штормовое кипящее море. Юг, как всегда, показывался во всей красе, из райского голубого зеркала превращаясь в малахито-зеленого водяного монстра, желавшего человечинки в жертву.
Хорне не любил Юг и за это, пусть и не так сильно, как за кое-что другое. И был готов терпеть его только из-за прибыли, не больше. А вот как сейчас… а вот как сейчас ему не очень нравилось. Но уж как вышло, с судьбой не поспоришь, Морской король любит метать кости, глядя на моряков, идущих по его владениям. И тут уж какая зернь выпадет, то и будет.
А Морской король еще и шулер, все северяне это знают. Шторм, враг за кормой? Верно, держи, Хайни Хорне, чтущий традиции и помнящий их, чертову тощую девку мар-витт, глядишь, снова выкрутишься, выплывешь, пёс соленый…
– Шкипер! – крикнула Лисс. – Мы долго будем от них бегать?!
Хорне оскалился в ответ, так-так, согласилась трость. Старпому не терпится вступить в бой, скинуть этих ублюдков с хвоста, отправить вниз, в холодную бездонную пустыню. Хорне самому хотелось этого же не меньше. Бегать от этих, считающих себя бойцами, если их в два раза больше противника? Не любил он Юг, совсем не любил.
Опал отмели, подаренный зрению Хорне морским колдовством, мерцал через воду, ставшей черной. «Марион» почти добрался. Но Морской король, играющий в кости, решил чуть поменять исход игры. Хорне замер, начав поворачиваться и понимая – хромая нога плоха во всем, особенно сейчас, вдруг схваченная судорогой. Так… сказала трость, впиваясь в настил и превращаясь, вместе с хозяином, в статую.