Порох из драконьих костей
Шрифт:
Подниматься к себе на пятый Марта не стала, сразу повела ребят к гаражам. Отцовский с весны прошлого года перешёл в её безраздельное владение, ещё до того, как сам отец уехал на заработки. Марта навела там порядок, сложила весь инструмент на один стеллаж, прочие отцовские вещи — на другой, старый хлам выволокла на мусорку, а что ещё могло когда-нибудь пригодиться — из того соорудила вавилонскую башню в дальнем углу. Машины у них лет пять как не было, отец продал почти сразу после смерти матери, за полгода до того, как они с мачехой сошлись.
Гараж Марта приспособила
Она отперла замок, приоткрыла одну створку и вошла первой, чтобы включить свет. Сдвинула на край стола гору учебников, захлопнула тетрадь. Накрыла освободившееся место старыми «Вестями», кивнула ребятам:
— Выкладывайте. И прикрой вход, Чистюля, мало ли.
Вокруг гаражей всегда крутились мальки, в робингудов играли и в ланцелотов, ну и, естественно, совали свой нос куда попало. Некоторые знали Марту по Инкубатору и радостно бежали здороваться, а потом ещё увязывались за ней, приходилось поить их чаем или подкармливать конфетами. Марта злилась на себя за это, тысячу раз обещала вести себя с ними построже — да пока без толку.
Но сейчас её больше волновали не мальки, а взрослые, владельцы соседних гаражей. Тот же дядюшка Костас — хороший, в принципе, человек, но ведь до всего ему есть дело, всех он считает своей роднёй и всем стремиться помочь добрым советом. Запросто может сунуться сюда, чтобы поговорить за жизнь.
Пока богатыри выгружали добычу, Марта достала и включила мобильный. Часов она давно не носила, а время посмотреть было нужно; не хватает только прощёлкать возвращение мачехи.
— Слушай, — сказал Чистюля, — а можно мы у тебя и перемелем? Моя мельница… ну, сломалась, в общем.
Это означало скорее всего то, что отец Бена отыскал и загнал её кому-нибудь на барахолке. Или, если накатило вдохновение, действительно расколошматил к чёртовой бабушке.
— Так ты не против?
Марта рассеянно кивнула. Она изучала пришедшие смс-ки и пыталась сообразить, что происходит.
Семь вызовов от мачехи за последние полчаса. Это что-то новенькое.
— Куда спрячем? — спросил Стефан-Николай. — Ты же не собираешься оставлять их вот так, на столе?
И тут заквакал мобильный.
— Ты где ходишь? — не здороваясь, сказала Элиза. — Опять с этими своими по помойкам… Ладно, сейчас неважно. Записывай адрес. Оранжерейная, двадцать семь, вход со двора. Возьми в секретере, знаешь где, копию паспорта, военного билета, страховой полис, фотокарточки три на четыре, две штуки. Нет, лучше три. И мигом сюда. Справишься?
— Справлюсь, — сказала Марта. Она плечом зажала мобильный и, подхватив карандаш, писала на полях расстеленной газеты. — А что?..
Но там уже были, конечно, гудки, мачеха не любила лишних слов.
— Проблемы? — спросил Стефан-Николай.
—
Это, в общем-то, всё им объясняло, оба богатыря только хмуро кивнули и уточнили, могут ли чем-нибудь помочь. Настоящие друзья, подумала Марта, им тоже не нужны лишние слова, вот ведь какой парадокс.
Она велела им разобрать вавилонскую башню, засунуть свёртки в старые покрышки, весь остальной хлам аккуратно уложить как лежал — и дожидаться её.
— А с помолом и остальным порешаем завтра. Не горит же?
Богатыри подтвердили, что не горит, хотя Чистюля был явно не в восторге.
Документы лежали ровно там, где и обычно, в отдельной папке, все рассортированы по файлам. У них вообще с документами всегда было строго, отец следил. И ксерокопии на всякий случай всегда сам снимал.
Богатыри тем временем справились с задачей, Марта отрядила их по домам, а сама двинула на Оранжерейную. Это было на другом конце города, с двумя пересадками, и пока ехала, Марта думала о том, что на завтра у неё сумка так и не собрана, ни тетради, ни ручки, и блузка не выглажена, и в Инкубаторе неделя будет чумовая, и виш-лист же Ника который день требует, надо наконец составить, куда это годится. В общем, забивала себе голову чем угодно — только не мыслями о мачехе. Не тем, из-за чего Элиза переполошилась. Не причинами, по которым понадобились вдруг ксерокопии отцовского паспорта и прочее-остальное.
Ответ на ум ей пока приходил только один: отпуск и турпоездка. Может, отец Элизе сегодня звонил, а та решила сразу, как он вернётся, утащить его на юга, прежде чем Марта расскажет ему про мордатого Людвига Будару.
Хотя Марта и сама ещё не была уверена, рассказывать ли. Слишком много тут было «но» — и она понимала, что подло так думать, нечестно, — однако и сделать с собой ничего не могла. Ещё год назад и сомневаться бы не стала… даже полгода назад. А вот за последние месяцы всё, буквально всё переменилось, и уж в этом-то Марта отдавала себе отчёт твёрдо и ясно.
Пусть, говорила она себе, съездят, а там посмотрим.
И даже когда на Оранжерейной, уже на подходах к двадцать седьмому номеру, поняла, что это больница, Марта ещё не хотела верить. Ну мало ли — где только сейчас турагенства, особенно мелкие, не снимают комнатушки под офис.
Потом она вошла во двор, и там были эти белоснежные фуры, но теперь пустые, водители с грохотом захлопывали створки, моторы ровно, уверенно рычали, а двое амбалов в халатах, покрякивая, уносили продолговатый ящик. В сторону морга уносили, Марта это сразу поняла.
Она зачем-то поправила свою нелепую панаму и двинулась к ближайшему водителю, широкоплечему лысому дядьке лет под пятьдесят. Тот как раз с натугой опустил засов на створках, последний раз затянулся и, взяв бычок двумя пальцами, пульнул им точнёхонько в урну.
— Что там было? — хрипло спросила Марта. — Кто там был? Откуда?
Дядька посмотрел на неё растерянно, сморгнул пару раз. На голой его груди болтался оберег: застывшая в янтаре крохотная лягушка.
— Ступай, ступай, — сказал дядька, словно продолжал прерванный разговор.