Порок сердца
Шрифт:
Королевой целей вполне хватило бы трудолюбивых барбикенов, а еще эмо-киды считают, что
созданы по образу и подобию Создателя.
— Неплохо, — вставил клоун. — А ты небось считаешь, что Создатель — это Кот с большими
усами? О, майн Кот!
— Бред, — обиделся Кот. — Я просто не люблю трупозеров и бездельников. Счастья они
приносят королевству с гулькин нос. А любви расходуют немерено.
— Меня в наших эмо-кидах больше всего бесили их показушные суицидальные попытки.
Вещь
фотки в Интернет: вот какие мы крутые. Бе-е… Гадость. В Эмомире тоже так? — спросил Эгор.
— Ну у нас ни фоток, ни Интернета нет. Да и красоваться не перед кем. Но конечности свои
целлулоидные эмо-куклы все равно периодически режут. Зачем? Спросите у Мании.
Мания скривила рот.
— Я все слышу, но объяснять ничего не буду. Все равно не поймете. Вы не знаете, что такое
быть живой куклой…
— Да все мы знаем, — вмешался клоун. — Вы просто беситесь с жиру, а вернее, от его
отсутствия. Вам ужасно скучно — жизнь не оказывает вам достаточного сопротивления, вам не
нужно выживать, бороться с голодом и холодом. Вот вы и придумываете себе искусственную
опасность, бросаете вызов толпе. Но здесь, в Эмомире, вы сами толпа и поэтому полностью
деградировали. В Реале девяносто процентов эмо — тусовщики, тринадцати-, шестнадцатилетние
подростки, девочки, которым нравятся розовые тряпки и плюшевые мишки. Эмо-кор они не
слушают, слишком страшно и громко. То ли дело смазливая музычка от милашек из «Tokio Hotel».
А все эти резаные вены — ритуал выпендрежников. Взять бритву, пару раз чиркнуть по руке,
заснять это и гордиться собой — гораздо проще, чем быть личностью и что-то создавать,
сопротивляться лжи и пытаться изменить этот мир, пусть хотя бы проявлениями личных чувств.
— Так, отлично! — не вытерпела Мания. — Все, что ты сейчас сказал, не имеет никакого
отношения к Эмомиру. Это у вас в Реале происходит вся эта чушь. Это у вас эмо — субкультура, а
у нас — это единственная культура. Мы здесь единственные разумные создания, не считая
продажных отщепенцев барбикенов, этого говорящего животного, ну и Королевы, естественно. Для
нас «паззер» — это звучит гордо! А вены мы режем, чтобы убедиться, что мы живые, чтобы не
забыть, что есть другая боль, кроме душевного страдания.
— Звездострадальцы! — буркнул клоун.
— А хоть бы и так, — согласилась Мания. — В нашей жизни нет ничего важнее любви, мы
ищем ее, верим, влюбляемся, любим. Теряем ее — страдаем, находим — радуемся.
— А между делом демонстрируете друг другу нелепые эмо-наряды. Жертвы пубертатной
моды, навязанной вам из другого мира. Где ваша внутренняя свобода? — не успокаивался
— Ты опять сбиваешься на реальный мир, клоун. Это у вас эмо-субкультура — разделение на
два лагеря. Один считает, что эмо — это музыка с корнями в вашингтонском хардкоре и стиль
жизни, наполненный искренними эмоциями. А второму наплевать на музыку, для него эмо — это
мода, одежда и эпатаж. Ради моды эти вторые готовы зарабатывать анорексию и резать вены. У нас
же все не так, мы — органичные эмо, мы сотканы из эмотронов, и в каждой нашей клетке звучит
эмо-кор, мы — эмо-куклы, созданные для любви и страданий, и нам не нужна никакая философия.
У нас свои проблемы. Мы не растем и не стареем, не рожаем детей, розово-черный мир вокруг нас
не кормит, и мы полностью зависим от Реала, откуда мы черпаем и нашу любовь, и другие эмоции,
которыми питаемся. В вашем мире любовь — это действие, процесс эфемерный и неуловимый, но
счастья, как и страданий, она приносит людям гораздо больше, чем та, материализованная, которой
здесь, в Эмомире, пользуемся мы. Вот в чем проблема. Понятно?
— Не очень, — сказал Эгор, который отвлекся от разговора, разглядывая странную площадь,
на которую они вышли. Она была квадратная, гигантских размеров и вся уставлена пустыми
застеленными кроватями. — Что за бред?
— Это Спальный район, сир. Извини, Эгор, сбился. — Кот смутился и тут же набросился на
куклу: — Мания, ты же понимаешь, что невозможно разобраться в той околесице, которую ты
нагородила. Вот, например, про музыку — она звучит у вас внутри, но ты все время в плеере.
Зачем?
— Я — элита, могу себе позволить слушать то, что хочу и люблю, помимо того, что звучит
внутри.
— И что ты слушаешь? — спросил Эгор, остановившись у одной из кроватей и присев на ее
розовое байковое покрывало. Клоун плюхнулся рядом. Кот и кукла сели на кровати напротив.
— «Saosin» — самый рульный эмо-кор.
— Слово какое-то китайское. Очередная подделка. Ты лучше, Маня, про любовь нам
подробнее расскажи. — Тик-Так болтал короткими ножками, не достающими до земли. — Во что
она в Эмомире материализуется — в игрушки из секс-шопа, в морских порнозвезд, в разорванные в
клочья сердечки?
— По-разному, красный эротоман. Бывают такие сладкие щенки с розовым носом и языком,
которым облизывают тебя с ног до головы. Чистый, наивный и добродушный щен, который любит
тебя бесконечно и бескорыстно с того момента, как увидел. А может быть, и свинья с бесстыдным
розовым пятачком…
— Свиньи самые чистоплотные животные в мире.
— Прости, клоун, я образно и вовсе не хотела тебя обидеть.