Пороки и их поклонники

Устинова Татьяна Витальевна

Маша что было сил отпихнула Архипова от себя.

– Ну да, – сказал он терпеливо, – вместе со всей обстановкой, естественно. Взамен Гаврила Романович получил дом под Вилюйском. Сто пятьдесят верст от человеческого жилья. Население – полтора десятка бывших зэков. Доставят его туда под личным присмотром Инги Евгеньевны. Наверное, уж доставили. Все лучше, чем тюрьма. Я только просил Добромира квартиру приличным людям продать. Хватит с нас… интеллигентных пенсионеров.

Маша смотрела на него с изумлением, а потом медленно

покачала головой:

– А тетя как будто все заранее знала. Господи, да если бы она тебе не оставила эту квартиру!

– Это точно, – согласился Архипов серьезно. – Она знала.

В замке завозился ключ, потом послышались какие-то тяжелые прыжки, приглушенный голос и потом топот.

В гостиную вбежал Тинто Брасс и сразу сунулся к Архипову. В дверях воздвигся Макс Хрусталев. На кулак у него была намотана блестящая цепь.

– Вы чего это?

– Чего? – уточнил Архипов.

– Мрачные какие-то.

– Мы веселые, – возразил Владимир Петрович.

– А мы того… будем?

– Чего?

– Ужинать будем?

Тинто Брасс закатил глаза.

* * *

На ночь Архипов почитал немного Гектора Малафеева, и оттого под утро ему привиделся гадкий сон. После мужской природы понесло бедолагу Гектора в рассуждения о России – мать ее! – в коих увяз он совершенно и Архипова взбаламутил.

Проснулся Владимир Петрович среди ночи и некоторое время лежал в полной растерянности.

Маша спала рядом. И это было хорошо – единственное, что, как выяснилось, могло Архипова успокоить после разных трудных разговоров, сдобренных рассуждениями Гектора о России, это как раз ее легкое и веселое тепло рядом с ним.

Все хорошо. А то “холостяцкий флэт”, будь он неладен!

За окнами светлело, и хотя утро было все еще серым, очень ранним, как-то угадывалось, что впереди жаркий и длинный летний день, с желтым солнцем и синим небом.

– Как рада я, что все теперь в покое, в гармонии великой пребывает, – доверительно сказала Лизавета. – Почти надежду потеряла я, и обрела ее я снова лишь недавно!

Архипов стремительно сел в постели. Одеяло свалилось. В голове зашумело от резкого движения.

– Володь, ты что? – пробормотала рядом сонная Маша.

Лизавета сидела в кресле, которое Архипов поставил вместо матраса, отданного Максу. Тинто Брасс спал рядом на круглой подушке и даже не думал просыпаться.

– Три плана бытия в один слились, добра пространство образуя, – провозгласила Лизавета и погрозила Архипову пальцем. – И все же лучше вернуть вам одеяло вновь на место, родительские взоры не предназначены для выросших детей!

Архипов суетливо потянул на себя одеяло. Маша открыла глаза и уставилась ему в лицо.

– Ты ничего не слышал? – шепотом спросила она.

– Конечно, слышал, он же не глухой! – довольно раздраженно заметила Лизавета. – Глухой

не слышит очевидного, ведь люди подчас о чудесах мечтают, когда все чудеса в одном помещены сознанье!

Архипов застонал.

Маша подскочила как ужаленная и уставилась на Лизавету, прижимая к бледной груди свою часть одеяла.

– Тетя? – проговорила она, закрыла глаза и опять открыла. – Тетя, вы же… Как же…

– Зря вы позволили себя отравить, – сказал Архипов громко. – Или вы ни о чем не догадывались?

– Догадки глупые одно, а жизнь – совсем другое. И не всегда нам в жизни удается мгновенно все понять, проникнуть в суть вещей.

– Не надо вам было никуда проникать. Вы просто забыли об осторожности.

– Володя.

На этот раз Маша закрыла лицо ладошками, а потом отняла их и взглянула на Лизавету.

– Тетя, вы вправду… здесь?

– Я здесь, и где ж мне быть еще? Я ненадолго, посмотреть на вас пришла, сказать, что счастлива, что так все разрешилось. Приветы передать…

– Какие еще приветы? – изумился Архипов.

– От матушки и батюшки от ваших, – выдала Лизавета. – Узнали лишь, что к вам я собираюсь, тотчас просили всяческую передать любовь, и чувства лучшие, и светлые порывы!

– Порывы? – переспросил Архипов. Сердцу стало холодно. – Это мои родители так сказали – порывы?

Лизавета сконфузилась.

– По правде говоря, они не так сказали. Они сказали, что все совсем не так, как снизу представляется живущим. Чтоб вы обиду отпустили им, остаться не могли они надолго. Теперь, узнав о ваших переменах, они уж больше не тревожатся за вас и радуются, что печаль уходит.

– Тетя! – вдруг вскрикнула Маша радостно. – Тетя так вы не…

– Конечно, умерла, – отрезала Лизавета. – И, честно говоря, обратно мне совсем не хочется пока, а там посмотрим…

– Я правильно все понял? – спросил Архипов.

– Ну конечно! Ваших мыслей быстрокрылые орлы до цели правильной домчались молниеносно! Спасибо, обещаний не забыли, все в точности исполнили и девочку мою спасли, которую без меры я люблю.

– Это вы мне жизнь спасли, – пробормотал Архипов.

– Неправда. Лишь помогла чуть-чуть. Совсем немного. Теперь я перестану к вам являться, полно занятий у меня других, а здесь все завершилось превосходно. Да не читайте на ночь гнусных книг!

– Превосходно? – пробормотал Архипов.

– Я не хочу, чтобы вы уходили, – попросила Маша жалобно. – Пожалуйста. Немножко…

Но Лизаветы уже не было в кресле.

Сделалась тишина.

Архипов посидел-посидел и обнял Машу за плечи.

– Не трясись, – сказал он ей. – Это был третий раз, последний. Больше она точно не придет. Наверное, тот раз, на чердаке, не считается.

– Ты… тоже ее видел?

– Маш, только слепой бы ее не увидел! Конечно, видел. Мы с ней любим болтать о том о сем… Особенно полюбили после того, как она умерла.