Порошок жизни
Шрифт:
– Может быть, – икнул Корта, которому становилось все труднее удерживать в голове смысл разговора.
– Тогда мне необходимо... – продолжал разведчик, словно разговаривая сам с собой, – тогда мне необходимо переодеться, избавиться от моей тоги. Мне нужно достать обычную одежду или какую-нибудь униформу...
Страж сидел напротив него, согласно кивал головой, но не попался на эту уловку. К тому же, он был уже не в силах следить за разговором: его голова беспрестанно болталась вверх и вниз, словно он заранее одобрял все, что будет сказано.
А вот Крыса прекрасно понял намек
В голове Кавендиша начал вырисовываться план. Конечно, это было глупо, учитывая цель, которую он преследовал, однако, он ни за что не решился бы бросить Джага, даже не попытавшись ему помочь. В конце концов, Джаг много раз спасал ему жизнь, и, может быть, как раз из-за Кавендиша он и очутился сейчас в безвыходной ситуации.
Да, ему нужно было помочь, и разведчик решил поменять слишком бросающуюся в глаза тогу Моралиста на форму Стража, которая давала некоторые гарантии безопасности. Во-первых, козырек каски позволял скрыть лицо, а во-вторых, можно было идти по городу с оружием, не привлекая к себе внимания, что само по себе очень важно.
Как только Кавендиш узнал правду, он решил убить Корту, еще не успев выработать свой план. Теперь ему вдвойне необходимо было это сделать, чтобы надеть на себя форму Стража. Вот зачем он забросил этот пробный мяч, который его собеседник не подхватил на лету. Если бы он согласился, все прошло бы тихо, в форме безобидной шутки. Однако Корта был совершенно пьян и, следовательно, не мог рассуждать. К тому же, у него было много золота, в голове вертелись мечты о вечности, и поэтому его невозможно было подкупить. Договориться с ним по-хорошему не представлялось возможным.
Оставалось только одно – убить.
Окончательно приняв это решение, Кавендиш выпил бокал вина и откинулся назад, разглядывая Стража, словно энтомолог букашку. Корта окончательно опьянел – развалился на скамейке и механически потягивал вино, уже ничуть не заботясь о том, что же он пьет.
Глядя на него, Кавендиш вспомнил слова Проводника, который сказал, что Корта мог спустить целое состояние за одну ночь. Теперь он убедился, что Проводник был прав: если Корта будет продолжать так пить, то он проснется завтра с головной болью и совсем без денег. Кто-нибудь из решительно настроенных жителей города может обманом завладеть золотом, а какой-нибудь наглец даже просто обворовать, вырвав из рук седельные сумки. Корта был жив до сих пор лишь потому, что инерция мышления запрещала шпане, живущей в городе, предпринимать решительные действия против человека, одетого в форму.
Разведчика такие соображения совсем не волновали – для него Корта уже давно был мертв. Оставалось только привести свой план в исполнение.
Из всей одежды на Азелии был длинный шарф из черного сатина, который прикрывал ее грудь, перекрещиваясь на животе, проходил между ее длинными, стройными ногами и был завязан на спине.
Ее хищные глаза, похожие на глаза сиамской кошки, затенялись черными длинными ресницами, а под черными волосами на высоком лбу ясно выступали две арки бровей,
Эта суровость удачно подчеркивала красоту молодой женщины.
Она вошла в камеру, закрыла за собой дверь и, мягко ступая, двинулась дальше.
Из-под покрывала раздались жалобные стоны.
Подойдя к Джагу, Азелия высоко подняла факел, чтобы получше рассмотреть свою новую жертву. То, что она увидела, повергло ее в трепет, и она долго осматривала мужчину, прикованного к стене. В своей жизни она встречала довольно много сильных людей, но никогда еще не видела ни одного человека такого телосложения. Ее муж Шон был прекрасно сложенным, атлетически развитым человеком, но в его фигуре и в помине не было той тонкости и естественной красоты, которая поразила ее в новом пленнике.
Новая жертва Азелии напоминала ей хищника или одного из тех великолепных представителей породы кошачьих, каждое движение которого поражает своей грацией.
Азелию вполне можно было понять: Джаг, действительно, был великолепно развит. Перенесенные им тяготы и приключения развили мускулатуру – его приемный отец Патч усиленно тренировал его, потом Джагу пришлось долго бегать за лошадьми и переносить сверхчеловеческие нагрузки, когда он жил у земледельцев. Джаг таскал за собой плуг, перевозил на тачке огромные выкорчеванные пни, выполнял другую тяжелую работу. После всего этого его мускулатуре можно было лишь позавидовать.
Работа с тяжестями непомерно развила мышцы спины, сделала его плечи удивительно широкими и мощными. Каждое движение дельтовидных мышц, которые, словно бугры, перекатывались под кожей, было приятно для глаз. Его грудные мышцы и мышцы брюшного пресса были развиты слишком сильно, так же, как и бицепсы обеих рук. Длинные мышцы супинаторов, крутые, выпуклые и имевшие твердость железа, мягко сбегали к кистям. Непомерно развитые мышцы бедра мягко переходили к икроножным мышцам, которые, как стальные шары, перекатывались под кожей.
Если Азелия была поражена увиденным зрелищем, то и Джаг тоже не остался равнодушным к тому, что видел. Никогда еще в своей жизни он не встречал столь красивой молодой женщины, от которой исходил приятный мускусный запах, возбуждающе действующий на него. Внезапно, хотя ситуация совсем не способствовала этому, Джаг почувствовал, что его член задрожал. Не веря себе, он опустил глаза и увидел, что его член входит в состояние эрекции: он раздулся от прилива крови и, раскачиваясь из стороны в сторону, поднимался вверх.
От смущения Джаг закрыл глаза и попытался вызвать какие-нибудь неприятные воспоминания, чтобы снять напряжение. Однако он напрасно старался вспомнить самые мрачные моменты своей жизни – это было бесполезно: вскоре у него наступила полная эрекция.
Молодая женщина, стоявшая напротив него, холодно и презрительно смотрела на это зрелище.
– Не знаю, зачем ты пришел сюда, – чуть хриплым голосом прошептала она, – но тому, что тебя ждет, не позавидуешь. Меня никогда и никто не оскорблял так, как это сделал ты. Когда мой супруг Шон разберется с тобой, тогда тобой займусь я, и ты пожалеешь о своей дерзости.