Поросль
Шрифт:
На Машку оборачивались, а она шла так, будто и правда была знаменитостью. Глаза горели счастьем.
В класс она вплыла лебедем – застыла на пороге, позволяя всем и каждому разглядеть её прекрасный макияж и шикарные губы. Привалившись плечом к косяку, Машка обвела всех торжествующим взглядом. Повисла тишина. Толстый Влад застыл у парты, широко распахнув рот. Перешёптывания, тычки в спины, кивки на Машку. Они все смотрели и молчали.
– Господи, Савкина… – выдохнула в ужасе историчка, и слова её тут же подхватили остальные.
Класс взорвался
– Умываться. Быстро! Боже, как клоун, что же вы творите-то…
Машка не поняла, чего в её голосе было больше – бессильной злости или… зависти? Наверное, историчке тоже хотелось такие красивые губы.
Историчка притащила Машку к директрисе – проволокла со второго этажа к выходу, крепко держа за плечо, а потом толкнула вперёд, словно предлагая полюбоваться. Машка смущённо улыбнулась, надеясь, что директриса оценит губы по достоинству.
– Вот, – брякнула раскрасневшаяся историчка. За их спинами всё ещё слышался смех. – Полюбуйтесь, какими наши пятиклассницы приходят в школу. Это же кошмар! Это деградация полнейшая!
– Мимо меня она прошла в нормальном виде, – ответила директриса, удостоив Машку тяжелым взглядом, и та мигом поняла, что справедливой оценки можно даже не ждать.
– Значит, в школе намалевалась, – продолжала кипеть историчка. – Беседуйте! Мне надоело!
И, развернувшись, она вышла, громко цокая каблуками.
– Ты не знаешь, что в школу запрещено приносить косметику? – спросила директриса, и Машка потупила взгляд. Помада пламенем обожгла губы.
– Я думала, что…
– Ты не знаешь? – директриса повысила голос.
– Знаю. Мне казалось, что красиво…
– Нет, – брезгливость исказила усталое лицо. – Это некрасиво. Совсем. Это уродство. Ты похожа на пугало. Быстро умываться.
Машка развернулась, готовая броситься к раковинам у столовой, когда крик ударил ее под лопатки:
– И мне потом покажешься!
Ледяная вода колола губы. Руки покрылись бордовыми разводами – на светлой коже росчерки помады казались шрамами. Фыркая, Машка умывалась, пыталась оттереть стойкую помаду, но от этого лишь распухали губы, а натёртую кожу жгло огнем.
Через десять минут, когда прозвенел первый звонок, Машка предстала перед директрисой – красная, с губищами на пол-лица, но улыбающаяся.
– Ужас, – резюмировала директриса. – Больше чтобы я не видела. Иди на уроки.
И Машка пошла на уроки.
На лестнице её за рукав поймала Аяна – все прыщи сестра старательно замазала тёмным тональником и прикрыла пудрой, отчего лицо застыло восковой маской, но противная краснота всё равно шелушилась и насмешливо проглядывала пятнышками. Аяна была в бешенстве, глаза её налились гневом.
– С ума сбрендила? – зашипела Аяна, прижимая сестру к стенке. – Гони помаду!
С трудом нащупав ранец, пока Аяна держала её за плечи, Машка вытащила
– Дома поговорим. Воровка!
– Прости, – пробормотала Машка, но Аяна уже не слушала – она побежала наверх, пытаясь не опоздать на уроки. Аяна училась в девятом классе, и все знали, что рано или поздно сестра уедет в город к Виктории, тоже зарабатывать деньги и тоже жить красивой жизнью.
Машку встретили аплодисментами – смущённо зардевшись, она скользнула на место, пытаясь сдержать улыбку. Историчка замолотила ручкой по столу, приказывая умолкнуть, но натёртые Машкины губы никого не могли оставить равнодушным.
– Угомонились! – рявкнула историчка, разозлившись, и смешки поутихли. Машка достала из сумки какие-то тетрадки, дневник и учебники, бросила на парту и выпрямилась, чувствуя себя неотразимой. Настроение у нее, несмотря на директрису, оставалось прекрасным. Жалко, правда, что помаду пришлось смыть – такие красивые губы были…
В спину Машке невесомо ударил бумажный комок, отскочил и укатился под стул. Склонившись, она с трудом дотянулась до записки и, спрятав ее за дневником, осторожно развернула. Историчка вызвала к доске тихую мямлю Леночку Яценко, и теперь та пыталась выжать из себя хоть что-то, умоляющим взглядом скользя по одноклассникам.
На вырванном листочке в клетку было написано: «Молоток, Машка! Крутые губы. Красотка!» – и подпись.
Таня Марычева.
Марычева! С самого первого класса голубоглазая, словно ангел, Таня считалась первой красавицей класса. Она и подруг себе подбирала придирчиво – только самых хорошеньких и весёлых, с кем не стыдно было и вечером погулять, и на перемене сфотографироваться.
Машка Савкина и Таня Марычева были настолько далеки друг от друга, что едва пересекались в классе. Машка в обносках, с некрасивым крючковатым носом и косящими глазами никак не могла попасть в Танину компанию. А тут такое!
Обернувшись, Машка глянула на одноклассницу с такой признательностью, что заслезились глаза. Таня, поймав её взгляд, натянуто улыбнулась и показала два больших пальца. Подавившись, закашлялся сидящий с Таней Димка Большаков – пловец, отличник и староста. Машка с недоумением глянула на Димку, не понимая, что с ним стряслось.
– Савкина! – в очередной раз взорвалась историчка. Кажется, у неё с утра не задалось с настроением. – Раз так хочется пообщаться, иди к доске. Ты сегодня и так у нас успела побыть павлином, пошли за пятёркой!
Шутка учительницы была не такой уж и смешной, но класс, изнывающий от тишины, будто прорвало – постанывая от смеха, они зашептались в полный голос. Машка склонила голову и робко поднялась с места.
Дорога до учительского стола показалась пыткой – между лопатками зачесалось, в горле пересохло, а ладони, наоборот, вспотели. Мямля Леночка Яценко, выпросившая себе тройку, сидела за первой партой с блаженным лицом.